— На что ты рассчитываешь, лишившись работы?
— Конфискованные деньги, которые обнаружили в запертом бардачке машины Макарана, наконец передадут Мэг. Ковальскому пришлось здорово попотеть, чтобы этого добиться. Она получит около двух тысяч.
— По-твоему, этого достаточно, чтобы уйти в отставку?
— Достаточно, чтобы мы могли уехать и подыскать место, где нам захотелось бы обосноваться.
— Скажи мне честно, Фенн, в чем дело? Я знаю, что ты по натуре идеалист. Может быть, тебе надоели компромиссы и сделки, на которые нам приходится идти в Брук-Сити, чтобы обеспечить людям тот минимум законности, который мы можем себе позволить?
Я пожал плечами:
— Конечно, мне это не слишком нравилось, но, думаю, я буду в той или иной степени сталкиваться с подобными явлениями всюду, раз уж я должен жить в мире, который не в силах изменить.
— Значит, причина в том, что ты рассказал Мэг, кто в действительности убил Макарана?
— Да, она знает, что я убил его, и понимает, почему я это сделал. Конечно, жить с сознанием этого будет нелегко, но мы справимся.
— Тогда почему, черт возьми, ты должен уехать?
— Не думаю, что это покажется тебе благоразумным.
— Попробуй меня убедить.
— Я становлюсь другим человеком, Лэрри. Это нелегко, но это делает меня счастливее. Я учусь быть… эмоционально честным. Но все старые привычки находятся здесь, и они мешают мне. Для нас обоих лучше начать все заново. Может быть, я уже не буду таким хорошим копом, как раньше, хотя Мэг считает, что я стану еще лучше. Но я должен проверить это на новом месте. Ты в состоянии с этим примириться?
— Очевидно, у меня нет иного выхода. — Он вздохнул. — Я напишу тебе рекомендации.
— Значит, я смогу уехать через месяц?
— Сможешь, Фенн. Отцы города по доброте душевной вернут тебе пятьдесят процентов того, что ты внес в пенсионный фонд, так что лучше поскорее обратись с ходатайством. В казначействе дела делаются медленно.
На полпути к двери я обернулся и посмотрел на усталое лицо школьного учителя:
— Спасибо, Лэрри.
— За что?
— За многое, но главным образом за то, что ты не просишь меня остаться в качестве личной услуги.
— Я об этом подумывал. И что бы ты ответил?
— По-твоему, я должен рассказать тебе?
— Пожалуй, нет, Фенн. Положительный ответ подверг бы меня искушению, а от отрицательного никто из нас не почувствовал бы себя лучше.
Когда я спускался по лестнице, меня нагнал Докерти. Он выглядел как человек, собирающийся на прием в посольство.
— Откуда эта распутная ухмылка, старина? — осведомился Стью. — Это на тебя не похоже. Должно быть, нарвался на лакомый кусочек.
— Очень лакомый, — подтвердил я.
— И никаких предубеждений против полисменов?
— Возможно, совсем маленькие. Но я постараюсь с ними справиться. Сейчас я как раз иду ей звонить.
— И кто же та идиотка, которую вы соблазняете, лейтенант?
— Моя жена.
После десятисекундной паузы Стью вздохнул и промолвил:
— Воздержусь, пожалуй, от комментариев относительно ее вкуса, дружище. Но твой вкус безупречен.
ГДЕ ДЖЕНИС ГЭНТРИ?
WHERE IS JANICE GANTRY?
Глава 1
Иногда жаркий ветер приносит по ночам дурные сны. Он дул с запада, наполняя все побережье грохотом и шумом, как будто мимо островка Хорсшоу непрерывно мчалась череда товарных поездов; он вспенивал в заливе воду и бродил по суше, заставляя скрипеть и раскачиваться пальмовые деревья возле моего дома; он завывал в зарослях бамбука и со стоном проносился по высоким кронам австралийских сосен.
Я крепко спал и видел мрачный сон о потерянной мною женщине — о своей жене Джуди, которая больше не была моей женой. В этом сне я смотрел из темноты в окно залитой светом комнаты, где она улыбалась какому-то незнакомому мужчине точно так же, как улыбалась когда-то мне. Я кричал и колотил в разделявшее нас толстое стекло, но она меня не слышала — или не хотела слышать.
Вдруг все оборвалось, и я проснулся весь в поту, меня трясло. Я прислушался к гулу и грохоту ветра, и мне почудился новый звук, который выделялся из шума этой ночи. В небе плавала луна: она то появлялась, то исчезала среди рваных облаков. Занавеска трепетала и кружилась в лунном свете. Я сам не понимал, к чему прислушиваюсь, пока снова не выделил этот звук — тихое поскребывание об оконную сетку в трех футах от моей головы.
Я выдвинул нижний ящик ночного столика, залез рукой поглубже и достал завернутый в промасленную тряпку пистолет. После этого я сразу почувствовал себя более уверенно, но в то же время немного глупо, — мне вспомнилось, как в последний раз я стрелял из него в крысу, которая таскала еду из кормушки для птиц. Пистолет был заряжен, как и положено оружию. Я скатился с кровати к окну и уперся коленом в жесткую пальмовую циновку. Кто-то снова царапал сетку, и на этот раз я различил чей-то голос: хриплый, робкий, торопливый, почти заглушенный шумом ветра, — голос, который произносил мое имя: