— Долларов пятьдесят, наверно, — ответил он.
— Запишите эту сумму, а я сделаю переоценку стоимости.
После пересчета сумма составила семьдесят пять долларов. Я сказал хозяину отеля, что выдам ему чек на шестьдесят два доллара пятьдесят центов в качестве полной компенсации за поврежденное имущество и он получит эти деньги в надлежащее время.
Когда я уезжал оттуда, он все еще орал мне вслед. Я предпочел бы, чтобы наш спор продолжался бесконечно. Это отвлекало меня от неотступных мыслей о Сис Гэнтри. Оказавшись в машине один, на хорошо знакомой мне дороге, я почувствовал, что остался с глазу на глаз с терзавшей меня тревогой.
— Добрая дурочка! — пробормотал я, стукнув кулаком по рулевому колесу. — Большая, добрая, смелая, великодушная дурочка!
Я настроил радио на двенадцатичасовые новости. К тому времени как я поймал волну, они перешли уже к местным новостям. Я мог себе представить, с какой жадностью эти парни набросились на свежее происшествие среди царившей в городе августовской скуки.
— Местная полиция не исключает, что неожиданное исчезновение Дженис Гэнтри прошлым вечером может быть связано с Чарли Хейвудом, сбежавшим из колонии преступником, которого в воскресенье ночью видели в пяти милях от Флоренс-Сити. Все дорожные патрули брошены на поиски машины мисс Гэнтри — двухдверного черного седана «рено» пятьдесят седьмого года выпуска, купленного во Флориде, номер 99Т313. Мисс Гэнтри двадцать девять лет, рост пять футов десять дюймов, вес приблизительно сто сорок два фунта. У нее черные волосы и темно-синие глаза. В последний раз ее видели в красно-коричневом купальнике, светло-серых брюках и соломенных сандалиях, у нее была сумочка из соломки с цветочным узором.
Когда они заговорили о погоде, я выключил радио. Мне не нужно было слышать, что сегодня будет жарко, а после обеда ожидается ливень с грозой. На западном берегу Флориды любой житель может точно предсказать погоду в период с пятнадцатого июля по пятнадцатое сентября, потому что она каждый день одна и та же. Иногда предупреждают об угрозе урагана, но он все время ухитряется пройти мимо. А если приходит, то ранним утром или поздно вечером и длится только до полуночи. Всегда одно и то же.
Я подумал, что для журналистов было вполне естественно связать две истории вместе, все равно, были ли для этого какие-нибудь причины или нет. Наверное, во всем городе я был единственным, кто знал, насколько верна эта догадка, — не считая самих Сис и Чарли, которые тоже не подозревали, что мне о них известно. У Чарли не было никаких причин рассказывать Сис, где он нашел себе убежище. Даже если бы он об этом рассказал, никому из них не пришло бы в голову, что Сэм Брайс может шпионить, красться сзади и преследовать их по пятам. Они не знали, что я следил за ними до той минуты, пока Лерой Лакси не положил этому неожиданный конец.
Если я угадал правильно — насчет того, что она звонила Черити Уэбер, — у меня была зацепка, с которой я мог начать. Проблема заключалась в том, что я не представлял, что мне делать с этим дальше. Мне почему-то казалось, что будет довольно глупо заявиться в дом к Уэберам и поинтересоваться, не видел ли кто-нибудь из них Сис и Чарли.
Перекусив в городе, я вернулся в офис и нашел на столе записку с просьбой перезвонить мистеру Макаллену. Новостей о Сис не было. Весь офис гудел от возбуждения. Работа была заброшена, комнату переполняли сплетни, слухи и пересуды.
Когда я позвонил Келу, он спросил, не смогу ли я приехать к нему в офис. Он говорил нерешительным и извиняющимся тоном. Я сказал, что буду через несколько минут.
Юридическая фирма «Уэссел и Макаллен» занимала несколько комнат на четвертом этаже городского банка Флоренс-Сити. Я несколько раз общался с Кельвином Макалленом по делам своего бизнеса, но в основном это были разговоры по телефону.
По дороге я вспомнил все, что о нем знал. Он был очень преуспевающим адвокатом в крупной корпорации в Вашингтоне. Шесть лет назад его жена неожиданно умерла от лейкемии. После этого он уволился с работы, ликвидировал все свое имущество и ценные бумаги, которые требовали от него какой-либо заботы и внимания, и в возрасте тридцати восьми лет поселился во Флориде, предварительно устроив двух своих сыновей в частные школы на севере. Около года он жил в коттедже на берегу моря, ничем не занимаясь, а потом вдруг сдал экзамен на адвокатскую деятельность в штате Флорида и, получив лицензию, стал практиковать в качестве юриста. В городе никто не обращал на него особого внимания, пока он не проявил недюжинную дальновидность и практическую сметку, связав свой бизнес с Уэсселом. Этого человека вы могли называть Хэнком Уэсселом или судьей Уэсселом — в зависимости от того, какое положение сами занимали в обществе. В трех соседних округах у него больше связей, чем может пригодиться человеку за всю его жизнь. Настоящим мошенником его назвать нельзя, но он из тех людей, которым палец в рот не клади.