Я не клюнул на эту наживку и вскоре покинул бар, пробыв там достаточно долго, чтобы не обидеть Джейми Франса своим быстрым уходом.
Когда я возвращался на машине в город, я знал, что у меня уже достаточно фактов, чтобы обратиться к помощи закона. Все детали слишком точно подходили друг к другу. Как бы не относился Пэт Миллхоуз ко мне лично, он должен дать ход делу на основании представленных мною улик. Но сначала я хотел заехать за своей девушкой.
Я собирался забрать ее, отвезти в «Капитанскую пещеру» и снять там для нее достаточно уединенный домик. Думая о ней, я чувствовал сладкий прилив желания, и мне это очень нравилось. Но я желал не только того, что подсказывала мне взбудораженная плоть, не одного лишь физического наслаждения, о котором мечтали оба наших тела. Хотя и этого, конечно, тоже. Я представлял, как прекрасно у нас все это получится, и знал, что мы оба хотим этого как можно скорее. Но это было лишь десертом для основного блюда. Я знал, что она станет мне спутником на прогулках — с ней хорошо будет бродить по горячим пляжам и дождливым улицам; девушкой для бесед, с которой можно будет вести долгие разговоры в каких-нибудь уютных местах или дома по вечерам; милой женушкой, которой будет приятно оказывать разные знаки внимания, получая в ответ маленькие смешные сюрпризы; крепкой и здоровой матерью, чье тело будет радо выносить моего ребенка.
Я остановил машину на подъезде к дому Уэберов, просигналил один раз, вылез и подошел к передней двери. Я нажал кнопку звонка и посмотрел на свои часы. Двадцать минут шестого. В доме не было слышно ни звука. Я снова нажал на звонок.
Черити Уэбер наполовину приоткрыла дверь.
— А, это вы! — произнесла она своим хриплым голосом. — Рада вас видеть.
Она, как всегда, слегка подобралась и продемонстрировала мне все достоинства фигуры девушки из шоу, обладающей избыточной мимикой бровей.
— Привет. Я хочу видеть Пегги.
— Заходите, я ее позову, — сказала она.
Ее голос был менее убедительным, чем внешность. Я чувствовал, что она сильно подавлена, и ее попытка выглядеть очаровательной — всего лишь безусловный рефлекс.
Она отступила на шаг, и я вошел в дом. Слева я ощутил чье-то присутствие. Я начал поворачивать голову. Послышался какой-то тихий звук. Шлеп. Моя голова разлетелась на части. Ее куски, крутясь и свистя, полетели в мое детство. Оставшаяся часть тела стала медленно и плавно спускаться вниз по длинному и скользкому уклону. Куда-то, в густую тьму…
…Котенок, сидевший под верандой, заблудившийся, жалобно мяукающий, тоскующий по дому. Его слабый голос проник в мой сон. Я не хотел его слышать. Мне больше нравилось спать дальше. Но он продолжал мяукать, и вскоре среди его жалоб я различил свое имя. «О, Сэм! — пищал он. — О, милый!» Во сне мне это показалось правдоподобным… почти. Некоторые котята умеют разговаривать, сказал я себе. Тут нет ничего особенного. Но здравый смысл возражал мне все упрямее, и скоро я начал выкарабкиваться из своей уютной черноты наверх, в тусклый мир, полный тошноты и боли.
Я лежал на спине, повернув голову направо. Я открыл глаза и в нескольких дюймах от себя увидел бетонную стену, освещенную тем бледно-серым светом, какой бывает на рассвете или в сумерках. Вся левая часть головы распухла от боли, и мне казалось, что мое ухо находится дюймов на десять дальше, чем должно быть. Я хотел осторожно потрогать этот участок черепа, но обнаружил, что обе руки у меня занемели и превратились в две связанные вместе бесчувственные болванки. Мне стоило больших усилий приподнять их так, чтобы я смог их увидеть. Они потемнели и распухли, крепко стянутые на груди в какую-то пародию молитвенного жеста при помощи пластикового шнура, который используется в удлинителях. Я поднял руки повыше, чтобы попытаться прикоснуться к левой части головы тыльной стороной своей правой руки. Рука ничего не чувствовала. Боль стала резче и острее.
— Милый, — раздался тихий голос.
Я попробовал медленно повернуть голову в другую сторону. Я увидел ее на полу в шести футах от себя. Она лежала, скорчившись, перекрученная шнуром, с лицом, искаженным от отчаяния. Я заметил одно окно, сквозь которое на пол лился тусклый свет. За ее спиной я различил садовые инструменты, электрический насос, напорные баки. Справа от баков, между ними и закрытой дверью, на полу плашмя лежал вниз лицом какой-то человек, — он находился в тени, и я видел только его повернутые ко мне ноги.