Глаз захлопнулся. Майк видел, как она внезапно побледнела, как сжалась в кулак здоровая рука, как по горлу пробежал спазм, — и бросился за медсестрой. Она влетела в комнату, схватила кусачки и наклонилась над Дебби Энн.
— Тебя тошнит, дорогая?
— Я… не знаю.
— Если ты абсолютно уверена, что тошнит, кивни головой, а потом растяни губы.
Они ждали в напряженном молчании тридцать секунд. В тот момент, когда Майк увидел, что бледность сходит с ее лица, Дебби Энн сказала:
— Меня не тошнит.
— Очень хорошо, дорогая. Я думаю, вам лучше уйти, сэр.
— Останься, Майк.
— Она огорчена, сэр.
— Огорчена, черт побери! — рявкнула Дебби Энн. — Я еще больше огорчусь, если больше ничего не услышу. Теперь идите отсюда, Паркинс, и дайте нам поговорить.
Медсестра поколебалась:
— Я буду прямо здесь, за дверью. Не слишком долго, сэр.
Когда дверь закрылась, Дебби Энн спросила:
— Мамочка с этим никак не связана, разумеется?
— Нет.
Он был с той женщиной?
— Да.
— И она тоже погибла?
— Оттуда ни один не выбрался живым.
— Как мамочка это переносит?
— Неплохо. Она опознала его. Она чувствует себя довольно… сносно, но она подавлена… решила сама заняться организацией похорон.
— Она… она меня в этом винит, Майк?
— Она этого не сказала.
— Как ты думаешь, будет винить?
— Она знает, что ситуация была тяжелой. И она не может не понимать, что ты чертовски ухудшила и без того тяжелую ситуацию. Ты спала с ее мужем, когда он был болен, в смятении и очень раним. Ты наградила его чувством вины, с которым он не смог жить. Я не думаю, что она сможет снова думать о тебе как о своей сладкой маленькой любимой детке. Ты меня просила? Я тебе ответил. Но тебе не нужно было спрашивать. Ты и так все это знаешь.
— О господи!
— Существует старое как мир правило. Если ты что-нибудь берешь, жизнь обязательно заставляет тебя заплатить за это.
— Это я должна была быть рядом с ним прошлой ночью, Майк. Тогда все было бы значительно проще. Хотела бы я оказаться рядом с ним!
— Не говори этого! Ушам своим не верю! Дебби Энн выражает раскаяние? Сожаление? Даже чувствует себя виноватой?
— Не нападай на меня, пожалуйста.
— А может быть, это очередной спектакль? Ты пытаешься смягчить меня по какой-то причине? Разве тебе понятно, что такое трагедия. Помнишь? Ты говорила, что можешь делать в этом огромном мире все, что тебе хочется, и не имеет значения, что думают другие. Все остальные в мире просто жлобы, кроме бесконечно прекрасной Дебби Энн.
— Что ты пытаешься сделать со мной? Господи, я и без тебя достаточно себя ненавижу…
— Достаточно? Пока еще недостаточно. Но ты на верном пути. Вспомни, что я сказал тебе об отражении в зеркале. Ты еще не увидела его? Погоди, обязательно увидишь.
— Кто были… остальные погибшие?
— Перестань менять тему. Попроси у медсестры утреннюю газету, когда я уйду, а это произойдет очень скоро. У тебя будет время все узнать. Давай пока поговорим о тебе. Взгляни на Дебби Энн со стороны. Что ты о ней думаешь?
— Я не хочу говорить об этом.
— Нет, хочешь.
— Не хочу!
— Сделай это для меня, — приказал он. — Сделай попытку. У тебя есть для этого целый день. — Он протянул ей левую руку. Единственный глаз смотрел на него с болью.
— Мерзавец! — выкрикнула она.
— Трусиха! — ответил он, но руку не убрал.
Наконец она протянула свою здоровую левую руку.
— Хорошо. Но у меня такое чувство, что мне это совсем не понравится.
— А кто сказал, что это будет приятно? — усмехнулся он и вышел.
~~~
Он вернулся в дом. Когда выдалась возможность поговорить с Мэри наедине, он сказал:
— Она еще может повзрослеть, эта девочка. Немножко поздновато, но лучше поздно…
— Как она это восприняла?
— Это встряхнуло ее. Это вывело ее из равновесия. Я постарался ее расшевелить.
— Может быть, это я виновата, что она стала такой?
— Ты должна относиться к ней иначе.
— Разве я смогу?
— Относись к ней с любовью. Любовь — это не награда. Уважение нужно заслужить и можно потерять, но не любовь.
— Майк, Майк, — произнесла Мэри, и на глазах у нее выступили слезы.
— Если ты снова собираешься поплакать, это хорошо. Иди и поплачь.
Она попыталась улыбнуться и убежала. Он беспокойно бродил по дому некоторое время, а потом вышел и устроился на берегу. Он немного поплавал — с удовольствием и отрешенностью. Он прошелся по пляжу и нашел акулий зуб, черный, как глаза Макгайр. Он попытался вызвать воспоминания о Пуговичке и напрягся в ожидании большой волны. Она пришла и ослепила его, но не смогла сбить с ног.