— Ничего…
Забежал в дом. Выдернул из патронташа горсть патронов, зарядил «тулку», остальные сунул в карман. Ружье поставил у дверей. Двое приближались, и Федор чувствовал, как толчками бьется сердце.
— Здорово, дядя Федор, здравствуйте, тетя Маня!
— Здравствуй, Игорек! — заулыбалась жена.
— Ну, вы тут живы-здоровы?
— А что нам сделается? Тянем лямку потихоньку.
— Вдвоем?
Жена открыла было рот выложить по простоте об их житье-бытье, но, перебивая ее, Федор буркнул:
— Нет, оркестр лилипутов высадили еще для компании! Кого, кроме нас, дураков, сюда заманишь?
Толя Швед с любопытством рассматривал маяк, почерневшие бревенчатые кресты на склоне, и его бугристое жилистое лицо морщилось в подобии улыбки.
«Еще один урка», — решил Федор. Он чувствовал, что долго не выдержит. Страх за жену, дочь, внука, захлестывал его. За долгую свою жизнь он впервые столкнулся с людьми, которые вот так запросто убили другого человека, спокойно, как дохлую собаку, бросили труп, а теперь явились снова, и неизвестно, чем кончится эта встреча.
— А где Валек? — опять влезла жена.
— Попозже должен приехать, — пообещал Игорь, — отпуск пока не дали.
— И-и-эх! — заревел, не владея собой, Щербина, — приедет твой Валек, дожидайся! С прошлого года в колодце валяется. Что, не так?
Увидел, как мгновенно округлились честные Игорь-ковы глаза. Жена и второй, незнакомый Федору парень продолжали улыбаться. Метнулся в сени за двустволкой и. выбегая на крыльцо, щелкнул курками.
— А ну, руки вверх, морды уголовные! Маша, уйди в сторону!
Кричал еще что-то бессвязное. Руслаков испуганно пятился, выставив перед собой растопыренные ладони, не отрывая взгляда от стволов.
— Подожди, дядя Федя, — Швед казался спокойнее других, — давай разберемся. Я-то здесь при чем?
— Я тебе, паскуда, сейчас разберусь! Ложись! И ты тоже ложись! Маша, принеси веревку. Да не там, вон в сарае!
— Где, где? — плохо соображая, что происходит, топталась на месте жена Федора.
Щербина повернулся, чтобы показать. Руслаков бросился на него, вырвал из рук двустволку. Федор ударил его кулаком в бок. Руслаков ахнул и, скрючившись, отскочил в сторону. Ружье держал прижатым к животу и с живота, не целясь, выстрелил сразу из обоих стволов. Федора отбросило назад. Зажимая ладонями разорванное горло, он пытался удержать равновесие, все больше заваливаясь на спину. Изо рта и раны на шее толчками выбивало кровь. Падая, он ударился затылком о камень, и страшный безжизненный шлепок заставил вскрикнуть жену Федора. Тормошила уже мертвое тело, не догадываясь, что надо бежать, спасаться самой, но Руслаков ударил ее сзади по голове прикладом. Закричал, тыча стволами» в Шведа:
— Давай, чего глядишь! Чистеньким хочешь остаться. Камень возьми!
Толя Швед принес от крыльца тяжелую плиту, служившую ступенькой, и бросил к ногам Руслакова.
— Ты начал, ты и заканчивай. И не тычь своей палкой, она все равно разряжена.
Руслаков топтался, бессмысленно разглядывая тела, лежавшие перед ним.
— Ладно, хватит телиться, — сплюнул Швед, — надо отнести обоих к лодке, а потом притопить. Пошевеливайся, мокрушник!
Бухта, в которой они ловили скумбрию, была почти на противоположном, северо-западном конце острова. Расстояние и шум прибоя заглушили и шум катера «Амур», причалившего к острову, и, позже, выстрелы из двустволки.
Некрасов не собирался задерживаться, но забарахлил, упорно отключаясь, один из цилиндров «Вихря», а от бесконечного переключения скоростей заклинило коробку передач. Пришлось высаживаться на берег и заниматься ремонтом. Мотор наконец запустился, и Некрасов осторожно повел шлюпку, не давая сильного газа. Славка свернулся на старой шинели и заснул. Ольга тоже дремала.
Показался маяк, и Саян беспокойно заметался по шлюпке,
— А ну, лежи! — прикрикнул Некрасов.
Они вошли в бухту. Уже наступила ночь — мягкие полярные сумерки. Рефлектор маяка равномерно посылал во все стороны прерывистый бело-желтый луч.
Окна в башне не горели, видимо, старики легли спать. Саян, вывалившись в воду, доплыл последние метры и прыжками понесся вверх. Ольга взяла сетку с рыбой, потянулась:
— Ой, доехали наконец.
— Не торопись, посиди, — сказал Некрасов.
— Почему?
Некрасов промолчал. Он и сам пока не мог объяснить причины своей настороженности. Проходили минуты, а окна все не зажигались. Федор мог пропустить пару стаканчиков и спать без задних ног. Но Мария Григорьевна спит чутко и давно бы услышала мотор. Да и маловероятно, чтобы старики легли, не дождавшись их с рыбалки.