Остальные заметили его беспокойство.
— Чего это ты там высматриваешь? — спросил Дрейман.
Матросы засмеялись, и с ними Хельмер, вонючка такая. Когда Кнуд Эрик вернулся из гостей, их распирало любопытство, но он отвечал на все расспросы немногословно и неохотно.
— Ну и как она? — спросил Рикард, потерев обнаженную русалку на руке.
— Милая, — ответил он, — мы пили кофе, ели печенье.
— И все, и больше ничего?
Они пристально смотрели ему в лицо.
— Поглядите на эти прекрасные карие глаза.
Рикард над ним насмехался.
— А знаешь, почему у тебя карие глаза?
Кнуд Эрик беззащитно покачал головой. Он знал, что сейчас услышит какую-нибудь грубость.
— Потому что в детстве тебя так сильно пнули в задницу, что говно ударило в голову!
Над ним смеялись, и виновата в этом была она.
А теперь она еще и не появляется!
Шли дни, один за другим, все одинаковые, продолжалась погрузка вяленой рыбы, все под тем же неизменным серым небом, а она не появлялась. А он торчал на покатой палубе и не мог отделаться от мыслей о ней.
Все его дразнили. Он чувствовал, как при каждом намеке краснеет.
— Возлюбленная Кнуда Эрика, — называли они ее.
— Ну что, сегодня целовался? — спрашивал Рикард.
Или самое худшее:
— Неужели ты ей уже надоел?
Вяленая рыба уже почти дошла до комингса люка. Скоро все закончится, и они отплывут в Португалию. И он больше не увидит мисс Софию.
В отчаянии Кнуд Эрик решился на нечто неслыханное. Решил сам прийти на большую зеленую виллу. Встанет перед дверью веранды и отвернется, когда она откроет. Может, даже плюнет на землю. Сделает что-нибудь, чтобы ей стало ясно, что она ничего для него не значит, что у него свой собственный мир, который ей не пошатнуть.
Настал день, когда они готовили паруса к отплытию. В голову не приходило ни малейшей идеи, как с ней можно увидеться. Беспокойство переросло в панику. Как будто, если он не увидит ее напоследок, в его мире разразится катастрофа. Одним прыжком мальчик перемахнул через борт на причал и помчался к зеленой вилле. Дрейман кричал ему вслед, но он не обернулся.
Хотя виллу было видно с «Кристины», бежать пришлось далеко и большую часть дороги — в горку. Он задохнулся, пока добрался до места. Но у массивной входной двери не стал колебаться, а громко постучал. Пытаясь выровнять дыхание, чуть присел, упершись руками в бедра.
Так и стоял, когда открылась дверь.
Но перед ним стояла не мисс София, как он себе представлял, с горящим лицом воображая их последнюю, освободительную встречу, а та самая пожилая женщина, которая в первый раз провела его в дом.
В ее взгляде читался вопрос, как будто она ждала, что у него имеется важное сообщение для хозяина дома, могущественного мистера Смита.
— Мисс София, — выдавил он, все еще не в силах выпрямиться, задыхаясь после долгой пробежки.
Она покачала головой и произнесла несколько слов по-английски, из которых он смог уловить лишь два последних.
— …Not here[39].
Только по качанию головой он и смог понять, что она ответила, и если бы не его жалкое состояние, набросился бы на женщину, как будто возлагал на нее личную ответственность за отсутствие здесь предмета своих противоречивых чувств.
— Где? — тихо простонал он, все еще задыхаясь.
Женщина посмотрела на него с подозрением, явно раздумывая, стоит ли удостаивать бестолкового мальчишку ответом.
— Сент-Джонс, — произнесла она, подарив его взглядом, в котором ему почудились и злость и сочувствие, как бы странно это ни звучало.
Сент-Джонс — внутри у него все упало. Самый большой город на Ньюфаундленде, где часто швартовались марстальские шхуны, — это-то он знал.
И еще знал, что «Кристина» туда не пойдет.
Мисс София уехала. Вот почему она давно не появлялась. Девушка находилась в другой точке этого бесконечного мира, и они больше никогда не увидятся.
Нечто смутное, рвущееся сразу во всех направлениях закончилось, так и не успев как следует начаться.
Его ожидал Баер.
— Да что с тобой происходит? — сказал он, дав Кнуду Эрику подзатыльник.
— А далеко до Сент-Джонса? — спросил тот, не обратив внимания на удар.
— Какая муха тебя укусила? — заорал шкипер и отвесил еще один. — Сто восемьдесят морских миль. Но мы идем не в Сент-Джонс за юбками гоняться. А в Сетубал с вяленой треской для католиков.