– Ну что, куда хочешь теперь? – спрашивает Дэнни, когда официант уходит.
– Я хотел бы посмотреть статую… ну, знаешь, ту, которой можно засунуть руку в лицо.
– Из «Римских каникул», да?
– Да, ее! Откуда ты знаешь?
И вот они уже громко оживленно болтают, изображая Грегори Пека. Они вспоминают фильм, и спорят обо всех его ключевых моментах, и только насчет концовки соглашаются. Какое, должно быть, странное зрелище для невозмутимых итальянских официантов, испанских подростков с внешностью поп-звезд, японских коллекционеров живописи и британских пенсионеров с зонтами-тросточками: два взрослых брата из Америки обсуждают, как плакали из-за Одри Хепберн.
========== 20. ==========
Дэнни предлагает немного вздремнуть, и на этот раз Элайджа не против.
К его удивлению, Дэнни застывает у входа в отель и орет:
– Какого хрена?!
– Что там? – спрашивает Элайджа.
А потом и сам видит то, что возмутило брата: на двери «d’Inghilterra» нарисована маленькая свастика. Непонятно не только как она тут появилась, но и как администрация отеля ничего не заметила – или просто поленилась что-то с этим сделать.
Дэнни тут же достает из кармана ручку и начинает ее закрашивать. Элайджа стоит на стреме, но никто не вмешивается. Дверь как будто сочится чернилами: Дэнни так сильно давит на ручку, что с двери лезет краска.
– Все уже, ее нет, – наконец говорит Элайджа. И действительно, теперь вместо свастики только уродливое темное пятно.
Дэнни идет жаловаться управляющему; тот проявляет понимание. Потом братья Сильверы возвращаются в свой номер. Дэнни сразу направляется в душ. Элайджа, дожидаясь своей очереди, пишет запоздалые открытки друзьям. Он начинает писать открытку Кэл, а потом пишет еще три. Конечно, завтра они увидятся, но ему хочется дать ей что-то, что останется с ней. Он старается не думать о Джулии – и уже поэтому думает о ней. Но ее образ кажется далеким и смутным. Как будто она ненастоящая.
– К твоим услугам, – говорит Дэнни, выходя из душа. На нем халат с эмблемой отеля.
Элайджа благодарен брату, что тот оставил ему горячей воды. Он закрывает глаза и вдыхает водяной пар. Потом он видит у слива маленькое колечко волос. Волос Дэнни. Это неопровержимые улики, но Элайджа все равно спрашивает себя: Дэнни что, лысеет? Это значит, что Дэнни стареет. Что Дэнни меняется. Такое странное ощущение… Портрет Дэнни в мозгу Элайджи давным-давно устарел. Но он понял это только сейчас.
– На что ты так смотришь? – спрашивает Дэнни, когда Элайджа выходит из ванной и впивается взглядом в его прическу (выглядит неплохо; хотя действительно можно заметить седину).
– Ни на что, – отвечает Элайджа. – Просто не могу поверить, какие мы уже взрослые.
– Ой, и не говори, – отвечает Дэнни из-под одеяла.
Два часа дня. В окна льется солнечный свет, но Элайджа все равно ложится в кровать.
– Перед ужином еще погуляем, – сонно замечает Дэнни. Он лежит спиной к Элайдже, но каждой клеточкой чувствует, что брат рядом. – Если хочешь, расскажешь о своих приключениях.
– Хорошо. – Элайджа закрывает глаза и пытается представить, что день – это ночь.
– А потом мы хорошенько поужинаем.
– Отличная идея.
– И еще немного побродим.
– Ага.
– А потом я научу тебя умножению.
Элайджа улыбается:
– Прекрасно!
– Я так рад, что ты вернулся.
– Я тоже. Прости за… ну, за все.
– И ты меня прости.
Дэнни думает, что на этом разговор и закончится, но тут Элайджа (не переставая думать о Джулии, о Кэл, о подаче документов, обо всей суете, радостях и ошибках последней недели) спрашивает:
– Это и называется – взрослеть?
– Думаю, да, – отвечает Дэнни.
Они не расстаются до самого отъезда.
========== Часть 5. Прибытие ==========
Они проходят таможню (траву Элайджи они оставили на откуп римским горничным) и попадают в толпу, полную нетерпеливых, высматривающих кого-то глаз. Дэнни оглядывает толпу и видит на некотором отдалении своих родителей. Мама читает журнал, а отец изучает расписание прибытий. Чуть поближе он видит подругу Элайджи – наверняка ту же самую, которая подвозила ее в аэропорт. Сегодня на ней шоферская фуражка и куртка. Козырек фуражки лихо заломлен. Элайджа еще не заметил ее.
– Эй, там не твоя девушка? – показывает Дэнни. Элайджа видит ее и расплывается в улыбке. Кэл тоже замечает его и улыбается в ответ.
– Она не моя девушка, – отвечает Элайджа брату.
– Ну, может быть, это надо изменить, – советует тот.
Элайджа не знает, что на это отвечать. Потому что Кэл уже разрезает толпу, подбегает к нему и сжимает его в крепчайших объятиях.
– Скажи что-нибудь по-итальянски! – кричит она. – С возвращением!
– Что это ты напялила? – радостно восклицает Элайджа.
– Не представляешь, сколько семидесятилетних старичков мне пришлось обойти, чтобы наконец найти подходящий наряд. Пойду верну, кстати. Я мигом!
И она снова убегает. Дэнни следит за ней взглядом. Она действительно отдает куртку и фуражку пожилому мужчине в рубашке.
В голове Элайджи снова и снова звучат слова Дэнни: «Может, это надо изменить». Неужели все правда может быть так просто? Неужели истина все это время лежала на поверхности?
– Элайджа! Дэнни! – зовет их мать. Она тоже сияет улыбкой.
– Пошли, – зовет Дэнни. Элайджа берет сумку и следует за ним.
После приветствий начинаются благодарности. Слово «обман» ни разу не всплывает. Дэнни уже даже об этом не думает. Когда миссис Сильвер спрашивает, что им больше всего понравилось, они начинают говорить наперебой:
– Ой, это, наверно…
– Пантеон – самое невероятное…
– …что я…
– …что мы…
– …только видели. Ты просто…
– Ты просто не поверишь!
Миссис Сильвер с мужем понимающе переглядываются.
Элайджа с Дэнни продолжают рассказывать – и понимают, как же здорово они съездили. Дэнни рассказывает про гондольеров, Иосифа и случайную встречу с Ари, а Элайджа – про балкон над площадью Святого Марка, про полы и потолки и женщину в самолете, которая однажды видела Билли Коргана. Никто из них не упоминает о Джулии – она ненадолго забыта.
Мистер Сильвер спрашивает, понравились ли им отели. Миссис Сильвер – посмотрели ли они синагоги. Элайджа и Кэл идут к гаражу, держась за руки. Разговор возвращается на обычные темы для возвращения из поездки: какая тут была погода, какая там, что говорили в новостях. Кэл явно хочет рассказать Элайдже что-то другое, но ей придется подождать, пока они не поедут домой вдвоем. Дэнни краем уха слышит, как она рассказывает его брату, что Айвэн и Мэг поругались прямо посреди бальных танцев и из этого вышло что-то просто жуткое.
Желание четы Сильверов видеть Кэл с Элайджей на семейном ужине проигрывает их же желанию, чтобы они благополучно добрались домой до заката. К тому же, завтра Элайдже рано на работу («рано» – это «к десяти»). Элайджа снова и снова благодарит родителей. Он обнимает маму с папой… и Кэл тоже обнимает их. Потом Элайджа подходит к брату и пожимает ему руку.
– Ой, да ладно! – стонет Кэл.
– Не поверю! – вторит ей миссис Сильвер.
Элайджа с Дэнни со смехом обнимаются. Они не разжимают объятий дольше, чем сами от себя ожидают. А потом благодарят друг друга и улыбаются.
– Удачи.
– Тебе тоже.
Потом они машут друг другу, и Кэл с Элайджей уходят. Дэнни смотрят, как они идут, держась за руки, и исчезают в гараже. Элайджа возвращается в свой школьный мир, с ночными разговорами за кофе и переживаниями по поводу поступления, а Дэнни – в мир голосовых сообщений, электронной почты, прямых депозитов и кипящей жизни. Дэнни гадает, когда они увидятся снова. И на что это будет похоже. Сколько миль и сколько различий им придется преодолеть. Он чувствует, как между ними вновь встает целый мир. Только мир стал гораздо меньше, чем раньше.