Одно дело — обещать стоя перед закрытой и забаррикадированной дверью, другое — их держать, когда препятствие устранено. Поэтому, не дотерпев до истечения обещанных десяти минут, Кронберг дал знать этим двум шайскелям[1], чтобы те продолжили штурм. Вооружившись позаимствованными у дворника поленом, топором и кувалдой, они с удвоенной энергией принялись лупасить дверь. И старая дубовая дверь нехотя стала поддаваться. Но получилось войти, лишь отодвинув притиснутый к входу письменый стол. Взор ворвавшихся поначалу заметался по комнате в поисках беглянки. Лишь потом бросилось в глаза: меч, воткнутый в пол посередине комнаты, вокруг которого валялась беспорядочно разбросанная одежда девушки, какая-то старая тетрадь и мешочек с золотыми монетами. На диване лежал труп слуги. Девушки нигде не было! Кронберг первым делом бросился к мечу и с торжествующим видом поднял его перед собою. Вот он — предел всех мечтаний и конец беспокойных поисков! Вот он — заветный предмет, ради которого он столько вытерпел в этой богомерзкой стране! Однако, где же фройляйн? В маленьком кабинете ей положительно негде было спрятаться.
— Наташа! Наташа! — без конца вопрошал сразу как-то протрезвевший Воинов. — Где же ты?
Затем, обратив свой взгляд в сторону князя, сказал с ненавистью:
— Князь, вы получили то, что хотели. Удовольствуйтесь этим. А теперь — вон из моего дома! — он перстом указал Кронбергу на дверь.
— Ошибаетесь, милейший, долг не уплачен. — ответил князь с зловещей улыбкой на лице.
С этими словами он вытащил из трости свой потайной клинок и заколол этого недотепу, не захотев даже марать об него заветный Меч:
— Вот теперь мы в расчете!
— Князь, что вы делаете? — в ужасе вскричал барон фон Штоц.
— Избавляюсь от ненужного свидетеля и помехи. — спокойно ответил князь. — Или вы, барон, боитесь кровушку пустить? Скоро она потечет рекой! К тому же трусам и паникерам не место в наших рядах.
— А что ждет фрау Catherine?
— Успокойтесь, ей ничего не грозит. Если, конечно, она изложит выгодную нам версию событий. — и добавил слова, бальзамом умастившие душу Штоца — И еще, придется всё-таки взять вам фрау с собой.
Кронберг коротко приказал двум своим горилоподобным подельникам снести вниз трупы хозяина и слуги и уже обернулся к двери, чтобы выйти, но тут обнаружилось новое препятствие — в дверном проёме стоял дворник-татрин. Он несколько растерянно смотрел на картину погрома с трупами и держал в руках полицейский свисток.
— Это тебе надо, старик? — сказал князь, мысленно чертыхнувшись про себя. — Зачем пришел?
— Так ведь, госпоже плохо. В беспамятстве она, а как очнулась, с ней истерика случилась. Просють подойти. — пустился в объяснения дворник, а, получив в руку увесистую пачку банкнот, вообще запрятал свою совесть и свисток подальше. — Там внучка моя возле нее, присматривают.
Расторопный Штоц, еще не понимая, что на уме у шефа, тем не менее принялся распоряжаться:
— Быстро, за руки-ноги взяли и хозяина, и слугу спустили в гостиную. Мы будем внизу.
Пока помощники и Ахмет принялись деятельно хлопотать над трупами, князь и барон спустились вниз, чтобы выразить соболезнование госпоже Воиновой и заодно истолковать все случившиеся в выгодном для себя свете.
Утешать Екатерину Михайловну пришлось долго. Она, уже не таясь, рыдала на груди фон Штоца, а любовник нежно поглаживал ее по спине. В версии, которую ей изложили, Наталка ранила князя и заколола отца, после чего скрылась. Напирая на материнские чувства, Воинову без труда удалось уговорить свалить вину за убийства на Александра Олеговича.
— Catherine, ведь мертвому все равно не поможешь, зато дочка останется невиновной. — лицемерно заявил герр Штоц.
Екатерине же казалось, что Штоц рассуждает участливо и заботливо, особенно она млела от его немецкого произношения ее имени: «Catherine». Она согласилась.
В это время со второго этажа дома послышался рык отчаяния:
— Шайсэ[2]!
Фон Штоц оставил любовницу, вверив ее попечению внучке дворника, молодой и весьма привлекательной особы, и поспешил к шефу, который незадолго до этого, видя что уговоры Воиновой продвигаются успешно, вновь поднялся в кабинет. Он застал князя, в изнеможении сидящего на диване, причем рана в боку, похоже, открылась — сорочка на месте ранения была мокрой от крови.
— Что случилось, князь?
Кронберг вместо ответа дрожащей рукой показал на середину комнаты. Меч исчез! Вместе с мечом пропали тетрадь и мешок с монетами. Лишь Наташино домашнее платье сиротливо лежало на полу.
Князю становилось все хуже, и с этой минуты инициатива перешла в руки барона.
— Эй, аршгайге[3]! — гаркнул он. — А ну, быстро переверните мне все верх дном, шайс драуф[4] как вы это сделаете, но отыщите девчонку.
Поиск ожидаемо ничего не дал. Тем временем фон Штоц наскоро перевязал князя и задумался. Взгляд его упал на коллекцию оружия, он встал, подошел к стене и принялся внимательно осматривать каждый экземпляр. Кронберг, лежа на диване, пристально смотрел на действия барона. Тот же взяв один меч, другой, третий, наконец, остановился на одном замечательном экземпляре арабской работы.
— Вы уверены? — спросил князь.
— Конечно! Смотрите, чем Вам не Меч Тамералана?
— Вы отдаете себе отчет, какой тайной мы будем с Вами связаны? — дождавшись утверждающего кивка от барона, князь продолжил. — И, надеюсь, понимаете, что ждет того, кто вздумает предать факт подмены огласке.
— Заверяю Вас в своей преданности, князь. Подмены никто и не заметит, ведь никто не знает в точности, каков он, Меч. Ничего не мешает Вам утверждать, что у Вас существует с ним связь.
— Действительно, чем не выход? — согласился Кронберг, окончательно пришедший в себя. — Вот только…. — прервав недосказанную мысль, он резво, несмотря на ноющую рану, вскочил с дивана. — Пошли!
В гостиной они застали такую картину: на кресле с влажным платком на лбу сидела Catherine, рядом на стуле дежурила ахметова внучка, сам дворник молча и скорбно стоял возле трупов, сложенных на стульях возле входа, батюшка, пропустивший все события, храпел в углу, а помощники курили на улице.
Решив, что действовать надо быстро, они пригласили дворника в кабинет и завели с ним доверительную беседу, не забыв угостить заморский сигарой:
— Дружище, ваша внучка такая милая, расскажите о ней.
Старик, как и все дедушки гордящийся своим отпрыском, принялся с охотой рассказывать, что внучке Айгуль уже семнадцать лет, хвастался ее успехами в учебе, вот только о родителях упомянул вскользь и мимоходом. Однако немцы настаивали, и Ахмету пришлось признаться, что его дочь была гулящей девкой и понесла невесть от кого, хотя сама утверждала, что отцом дочери был гвардейский офицер. Предложение, которое сделали члены Братства Звезды, поначалу его очень смутило. Однако цена вопроса показалась подходящей, и согласие деда было получено.
Они спустились обратно в гостиную, и Ахмет без лишних церемоний подозвал девушку:
— Айгуль, ты выходишь замуж за этого господина. — он указал своим кривым пальцем на князя Кронберга, а тот при этом изобразил вежливый кивок. — Так будет лучше для тебя и для всех.
— Яхши, бабай[5]! — девушка в знак покорности склонила голову, опустила глаза и только ее ресницы часто-часто подрагивали.
— Завтра крестишься, по православному обряду. — добавил Ахмет.
Девушка в испуге посмотрела на своего деда. Князь, решив разрядить ситуацию, подошел к своей невесте, взял ее руку и поцеловал со всевозможной учтивостью: