— Он был чертовски хорош в том, чтобы любить жизнь. Это знают все, кто знал его. Но он не был слишком удачным в том, чтобы это усовершенствовать. Это знают те из нас, кто любил его.
Бет сжимает мою руку. Бен становится возле меня и обнимает меня за плечи. Я прислоняюсь лицом к его груди, не вытирая щек.
— Он никогда не умел прощаться. Не любил. И я знаю, что это расставание особенно мучило его на протяжении последних недель. Потому, что двое людей за короткий срок дали ему все, о чем он мечтал. И потому что он не знал, как уйти, чтобы не ранить их. Думаю, у него это не очень получилось. Я чувствую, я слышу их боль. Но он попытался, сделал все возможное. Миа, Бен... это для вас.
Пит поворачивается к нам и протягивает одну руку. Как на автопилоте, я делаю несколько шагов по направлению к нему, пока не останавливаюсь рядом, возле открытой могилы. Он берет меня за руку и протягивает другую Бену. На то, как люди в ожидании пялятся на нас, мне плевать. В данный момент все безразлично, когда Пит начинает читать стихотворение мягким голосом.
Над могилой моей не стой, не рыдай
Я не там, я не сплю, просто верь, просто знай
Я с тобою в дыханье беспечных ветров,
Я с тобой в ослепительном блеске снегов
Я согрею тебя теплым солнца лучом,
Я коснусь тебя мягким осенним дождем.
Над могилой моей не стой не рыдай
Я не там… я с тобой просто верь, просто знай…
В разбудившей тебя поутру тишине,
Я приду к тебе гомоном птичьим в окне,
Буду ночью по-прежнему рядом с тобой,
Охраняя твой сон с неба яркой звездой.
Над могилой моею не стой, не рыдай,
Я не там, я с тобой! Только верь! Просто знай.
Вечеринка закончилась для нас слишком рано. Было не так страшно, как я себе представляла, и одновременно было так весело, как хотелось бы Джею. Были коктейли, чересчур громкая музыка и много новых друзей. Мы познакомились с несколькими друзьями Джея, срежи которых было два график-дизайнера, с которыми Бен долго разговаривал об играх. Они даже обменялись номерами телефонов. А от того, что Бет уехала с Питом на одном такси, несмотря на то, что они живут в разных концах города, я до сих пор улыбаюсь.
Дома я снимаю туфли со своих отекших ног и падаю на диван. Бен целует меня в лоб.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Чаю? — осторожно спрашиваю я. Уже за полночь, но Бен улыбается. — Конечно. Я сделаю нам.
Ради меня он не пил алкоголь, что было не обязательно. Отказаться от него было не трудно. Я смотрю в окно на облачное ночное небо, в то время Бен ждет на кухне, пока закипит чайник. Дверцы шкафчиков стучат. Квартира сегодня кажется мне чужой.
Когда мой взгляд падает на синюю дорожную сумку, которую Бен поставил в гостиной, мое сердце пропускает удары. На трясущихся ногах я подхожу ближе и приседаю. Я туда еще не заглядывала и не имею понятия, что нам с этим делать. Сейчас нужно распаковать вещи и посмотреть, что Джей оставил после себя.
— Твой чай стоит на столе.
Бен подходит ко мне, и смотрит через плечо, как я достаю вещи и бесчисленные медикаменты из сумки.
— Что нам с этим делать? - спрашиваю я.
— Не знаю. Возможно, отдать на благотворительность? — предлагает Бен.
Темные, старые футболки, с изображением рок-групп. Кьюр (The Cure). Эхо и Баннимэн (Echo and the Bunnymen). Черч (The Church). Мои глаза снова горят. Я беру мою любимую футболку с зайцем из Донни Дарко и прижимаю к лицу. Зарываюсь в нее носом и глубоко вдыхаю. Она так сильно пахнет Джеем, что я не могу сдержать слезы.
— Звонил нотариус. У нас с ним встреча на следующей неделе, — осторожно говорит Бен.
— Зачем? — спрашиваю я, не оборачиваясь. Нос до сих пор глубоко зарыт в футболку Джея.
— Не знаю. Возможно, он написал завещание.
Я смеюсь сквозь слезы. Это на него похоже.
— Харли уже в прошлом. Мне так жаль. Он обещал тебе его.
Бен отмахивается. Потом помогает мне дальше распаковывать вещи. У Джея не было много вещей. Я знаю, что в Хакни у него тоже немногое осталось. Мало что было ему дорого. Все остальное он сбросил как балласт. И сейчас я хочу сохранить самое важное.
На самом дне сумки я нахожу фотографию Полароид. Она мятая и пожелтевшая, и когда ее переворачиваю и вижу, что на ней изображено, я оседаю на пол.
— О, Господи, — шепчу я. — Боже мой.
Мои пальцы дрожат, когда Бен осторожно забирает ее у меня. На фотографии Джей и я. Это было приблизительно десять лет назад, мы весело улыбаемся в камеру. Я с трудом узнаю себя, такую юную и безнадежно наивную. Совершенно другой человек. Но не фотография испугала меня. Это были слова, которые написаны на белом поле внизу. Почерком Джея, черным перманентным маркером.