— Миа, я не буду этого делать.
Я засовываю руки в карманы и с опущенной головой направляюсь в сторону метро, не обращая на него внимания.
— Миа! Проклятье! — Джей зовет меня, его кожаная подошва скрипит на асфальте.
— Дискуссии исключены, — говорю я и внезапно останавливаюсь, что он почти врезается в меня. — По крайней мере не с тобой. — Я поворачиваюсь к нему и тыкаю пальцем ему в грудь. — Забудь об этом, ладно? Никаких дискуссий! Ты просто будешь делать то, что я требую от тебя. Теперь слово за мной.
Он саркастично смеется.
— В мечтах, сладкая. Только в твоих мечтах.
— Я серьезно. Я даже очень серьезно.
Я беру его руку и кладу себе не живот. Конечно, еще невозможно ничего почувствовать, ребенок еще такой крохотный, и не может никак дать о себе знать. Но я чувствую это... движение в моем животе, когда смотрю в темные глаза. Я вижу там страх. Неизмеримый черный страх, от которого становится не по себе.
— Здесь... здесь твой ребенок, Джей! Ты ему или ей должен. И мне тоже! Даже если это всего лишь намек на шанс продлить твою жизнь, сделай это. Пожалуйста! Для меня. Для всех нас.
Он тяжело сглатывает. Его взгляд опускается вниз, на наши переплетенные руки. Потом он смотрит мне в глаза.
— Ты не имеешь понятия, Миа. Я не просто принимаю на несколько таблеток больше и живу дольше. Я буду болен. Действительно болен, не так как сейчас. Конечно, возможно, мне будет дано еще пару месяцев, но какой ценой? Прошу тебя!
— Я буду заботиться о тебе. Я возьму больничный, в конце концов, я беременна, так что не будет никаких проблем. И потом я буду с тобой, пока... пока не родится ребенок… — Нет. Конечно, я не буду говорить об этом вслух. Никогда. Такое ощущение, что пока я не скажу этого, оно не произойдет.
— И ты же слышал, что сказал доктор Мартин! Бывали случаи, когда после облучения пациенты жили несколько лет, несмотря на опухоль! Годы, Джей!
— Только не питай иллюзий и ложных надежд. — Джей отпускает мою руку. Его руки обессиленно падают вниз. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу...
— Я не буду, — спешно перебиваю его, и снова мне не стыдно за мою ложь. Какова цена жизни без надежды? Пустота. И это идет не от меня, а от Джея. — Обещаю. Но я хочу этого. Мне больше ничего от тебя не нужно, Джей. Это мое единственное желание. Пожалуйста!
Джей мотает головой, его глаза опустошены.
— Это не обсуждается. Абсолютно. Ты не будешь тратить свои сбережения на это дерьмо. Вы копите на дом в Ричмонде! Кроме того, Бен тоже имеет право голоса, ты не решаешь это сама. А я говорю — нет. Никогда.
Потом отворачивается от меня и большими шагами идет по улице. Я медленно следую за ним, в размышлениях жуя нижнюю губу. Почему этот мужчина обязательно должен быть таким упрямым?
Воздух можно разрезать ножом, когда мы после обеда входим в квартиру в Кройдоне. Мы много не разговариваем. Джей сидит в гостиной и рисует или играет на гитаре, пока я убираюсь, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Тайком я проверяю наш счет и понимаю, что мы хоть и не свободно, но можем себе позволить лечение. Потом я пишу Бену сообщение, чтобы он подготовился к разговору сегодня вечером.
После того, как мой муж вернулся домой, мы сразу же садимся втроем на кухне. Вместо нормального ужина у нас сухой хлеб с соусом, который я нашла на дне нашего холодильника. Мужчины пьют пиво. В моей сумке спрятаны УЗИ снимки нашей звездочки. Она еще крохотная и на моем сроке невозможно сказать, бьется ли ее сердце. Но моя врач меня успокоила, сказав, что еще слишком рано. По моим подсчетам, это должно было случиться после Рождества или на Новый Год. Такое ощущение, что два месяца прошло как несколько дней, потому что так много всего случилось. Если живешь в счастье, время летит незаметно. В следующий раз я возьму с собой обоих мужчин, в надежде, что при виде бьющегося сердечка на экране УЗИ аппарата, решение Джея укрепится.
— Конечно, мы это сделаем. — Бен так же категоричен, как и я. Я сжимаю его руку и бросаю полный любви взгляд, он отвечает мне тем же. Мое сердце растет, несмотря на то, что Джей постоянно вскакивает и бегает по кухне, как будто она больше, чем девять квадратных метров.
— Джей, послушай. Миа обязательно хочет, чтобы ты дожил до рождения ребенка. Без этого лечения шансы... насколько дерьмовые? Меньше одного процента?
Джей стискивает челюсти. Его глаза щурятся и он постоянно сжимает руки в кулаки.
— Хуже, — рычит он. — Но все равно последние месяцы я буду жить, а не лежать в какой-то долбаной клинике.
— Это одно единственное облучение, Джей, — говорю я ему. — Ты же был там, когда доктор Мартин это обьяснял. Одно единственное!