— Что, прошу вас? — не понял Пахол.
— Для чего вы убиваете гитлеровцев?
— Прошу прощения, — смутился Пахол, — но я не понимаю вашего вопроса. Надо уничтожать наци или умирать самому. А теперь я не боюсь, если и мне придется умереть, потому что, если живы мои дети и жена, о них позаботятся.
— Кто? — спросила Мария.
Пахол помолчал.
— Она же, та советская девушка из Харькова.
— Из Харькова? — обрадовалась Мария. — Вы были в Харькове?
— Я там служил в хозяйственной команде. И стоял в ее квартире. Она и научила меня сбросить моего шефа-фашиста с машиной под откос, а если я погибну, обещала позаботиться о жене и детях после войны. Она сказала, что если и она погибнет, позаботится тот, кто ее любит. А если и он погибнет, позаботится ваше государство, Советский Союз.
— Как зовут эту девушку? — заинтересовалась Мария. — Может, я ее знаю. Я тоже харьковчанка.
— В самом деле? — обрадовался Пахол. — Это мне очень приятно. Я никогда не забуду Харькова. С вашего позволения, ее зовут Ольга. Она живет на Юмовской улице, в доме номер одиннадцать, квартира сорок.
— Не знаю, — разочарованно промолвила Мария, ей так хотелось узнать эту девушку. — А где она работала?
Пахол улыбнулся.
— У вас, советских людей, когда интересуются незнакомым человеком, то прежде всего спрашивают: «А где он работает?» А у нас спрашивают: «Сколько у него капитала?» У вас, в Советском Союзе, наверно, было очень хорошо до войны.
— Вы не коммунист? — спросила Мария.
— Нет.
— И не социал-демократ? — спросил Стахурский.
— Нет. У нас в Мукачеве всего тридцать тысяч жителей и до войны было тридцать шесть партий. Но я вообще против партий. Ведь наци — тоже партия. Их надо уничтожить всех, вместе с их партией.
Стахурский улыбнулся.
— Очень хорошо, Ян, что у вас такая ненависть к фашистам. Но дело не только в том, чтобы уничтожить фашистов. Дело в том, чтобы их больше никогда не было. Надо так устроить жизнь на земле, чтобы фашизм больше никогда не мог возникнуть.
— Так точно говорила и панна Ольга в Харькове, — согласился Пахол. — И очевидно, так оно и есть. Вы, советские люди, все умеете видеть, все понимаете. Панна Ольга сказала мне тогда: «Начните, Ян, хотя бы с того, что сбросьте машину вашего шефа под откос».
— Она была подпольщица, эта Ольга? — спросила Мария.
— Нет, просто девушка.
— Коммунистка?
— Она была просто советской девушкой.
— Где ж она теперь?
— В Харькове, если не умерла с голоду или не попала в рабство в Германию. Она мне сказала: «Сбросьте шефа с машиной под откос», — упрямо повторил Пахол, — и я сбросил уже пятерых. И теперь надо сбросить шестого. Вот отдохну немного, с вашего позволения, пойду на станцию и объявлюсь коменданту: «Ян Пахол, отстал от эшелона, прошу направить меня вдогонку…»
— Нет, Ян, — сказал Стахурский, — теперь если и придется вам итти к коменданту и попроситься снова в часть, то вы это сделаете по поручению подпольной организации и в ее интересах.
Пахол помолчал немного, словно ждал, что еще скажет Стахурский, потом покорно промолвил:
— Хорошо.
Но сразу же прибавил:
— Только я не могу итти в бой. Я хромой, мне тяжело бежать в цепи. Я могу убивать только один-на-один, так, как я это делаю.
Стахурский улыбнулся:
— Хорошо, Ян. Мы это примем во внимание. — Потом прибавил: — Ваша Ольга — хорошая девушка.
— Хорошая! — подтвердил Пахол. — Таких умных, хороших девушек, как у вас, нет нигде на свете. — Он повернулся к Марии: — Вы тоже хорошая.
Мария густо покраснела.
Стахурский поспешил прийти ей на помощь. Он спросил Марию:
— А ты кто и откуда? Давно в отряде?
— В отряде я две недели, — ответила Мария. — А в Харькове я работала на заводе чертежницей и училась на географическом факультете. Я окончила университет в сорок первом году. Потом пришли гитлеровцы. Меня захватили во время облавы и погнали в рабство. Нас было пятьдесят девушек в одной группе — служащие, домашние работницы, крестьянки. Мы сговорились, выломали доски в полу вагона и прыгали на ходу поезда. — Она вздохнула. — Это было трудно: вагон товарный, а за нашей щелью сразу ось. Если не упадешь камнем и не распластаешься мгновенно на земле между рельсами, ось насмерть бьет по голове. Двенадцать девушек отважились прыгнуть. Три километра прошел поезд, пока мы прыгали одна за другой. Потом пошли разыскивать друг друга. Но в живых оказалось только пять…
Мария почувствовала, как вздрогнул Ян.
Они долго молчали. Наверху выл ветер. Вода в ручье тихо звенела.
— Проклятая жизнь! — прошептал Пахол.