— Ну, расскажи же мне о себе. Ты педагог! Вот не представляю тебя педагогом. Ты очень кричишь на студентов? Они очень боятся тебя?
— Боятся. Я сердитый педагог!
Он сказал это шутливо, но сразу же заговорил с искренним увлечением:
— Ты знаешь, Мария, очень интересно быть педагогом! Такое необыкновенное ощущение, словно ты переливаешь себя в других, в десятки, в сотни иных людей. Это чрезвычайно приятное чувство: ты — сам-сто, сам-тысяча. Так сказал мне секретарь райкома, когда уговаривал идти на педагогическую работу. И теперь я его понимаю: я — инженер, а за мною целый коллектив молодых инженеров.
Мария с завистью посмотрела на него.
— Я понимаю… Это — как на фронте, когда прибывает пополнение молодых бойцов и ты готовишь их к бою.
— Приблизительно… если и сам пойдешь с этими бойцами в бой. На лето я поеду с моими студентами на практику в Донбасс. Понимаешь, как это хорошо? Мы будем строить и одновременно продолжать учебу. Ты знаешь, у меня есть мечта: когда я выпущу мой курс, возглавить строительную организацию, в которой на разных стройках будут работать мои нынешние студенты. Ты понимаешь? Я ведь каждого из них сумею использовать наилучшим образом, так как хорошо знаю их. Правда?
— Конечно. Я вижу, ты доволен своей работой.
— Доволен. Это очень важно — чувствовать ответственность своей работы.
Мария сразу же опечалилась:
— Ну, парторгом меня теперь не оставят.
— Да. Но ты исправишь свою ошибку, и с тебя снимут взыскание.
— Все равно. Я сама откажусь от ответственной работы.
— Почему?
— Я не справилась, как видишь…
Стахурский возмутился:
— Ты не имеешь права! Мария, разве ты не понимаешь — мы уже давно потеряли право не быть ответственными. Мы должны уметь быть ответственными. Ты, солдат, не хочешь нести ответственности? Что же ты будешь делать? Сидеть сложа руки?
— Я — географ. Я буду работать, — уклончиво ответила Мария.
Стахурский пожал плечами и сердито умолк. Мария, подавленная, тоже молчала. Им не хотелось возвращаться мыслями к только что пережитому, но эти мысли возвращались сами, — слишком болезненно, слишком важно было оно. Беда так внезапно свалилась на Марию, и она растерялась.
— А потом, — сказала она тихо, — я женщина, я буду матерью, я создам семью. Разве семья — это не большое дело?
— Большое, — строго сказал Стахурский, — но этого еще мало. Создать семью — это только первый шаг в жизни. Разве советский человек убегает в свою семью, как в башню из слоновой кости? — Он горячо заговорил: — Мария! Мы коммунисты. Мы не имеем права отказываться от борьбы!
Мария смотрела в землю.
— Микола, как ты мог такое подумать? Разве я отказываюсь бороться? Женщина всегда мечтает создать семью, ей даже приятно чувствовать в любви власть любимого над собой. Но очень плохо, если только это — цель жизни. Я коммунистка, и я прошла войну. Я не так понимаю цель. Но я… совершила ошибку. Мне нужна рука, чтобы опереться на нее и снова подняться во весь рост. Прости, я, кажется, говорю несколько напыщенно?
— Нет, нет! — Стахурский пожал ее плечо. — Ты права. Прости меня.
Они прервали разговор: цветник кончился, начиналась березовая аллея, и в начале ее они уже увидели голубой киоск. Окно киоска было открыто, из-за бочки виднелось лицо Абдильды. Он еще издали махал им рукой.
Подойдя ближе, они увидели, что днище бочки аккуратно застлано и на нем стоит большая миска, накрытая тарелкой, и четыре стакана.
— А кто же четвертый? — спросила Мария. — Для кого четвертый стакан?
— Четвертый, — ответил Абдильда, — для того, кто случится. А не случится никого — для отсутствующего друга. Таков наш обычай.
Он налил вино во все четыре стакана.
— Я — хозяин, и мне первое слово!
Стахурский и Мария взяли свои стаканы.
Абдильда вытер усы и начал. Глаза его хитро блестели:
— В далекой стране жил человек, и отдельно от него жила девушка. И они не знали друг друга. Потом на эту страну напал лютый враг, и все люди этой страны начали воевать, защищать свою родину. И в бою человек встретился с той девушкой. Оба они были верные солдаты. Они провоевали всю войну и победили лютого врага. После войны, когда все люди вернулись к своим делам, человек остался в своем крае воевать, а девушка поехала в далекий, но тоже родной край. Но враг пошел за той девушкой следом и задумал схватить ее в свои лапы.
Мария нахмурилась. Ее горе не отпускало ее. Вот и здесь, из уст этого милого и доброжелательного человека, оно снова напомнило о себе.