Как говорят древние, «не будем называть имен», согласимся с этим... Витек, боясь конкуренции, забрал у него материалы якобы для того, чтобы получить уверенность...
– Эскизы, – задумчиво сказала я. – Он забрал эскизы, я была свидетелем этого...
Перед моими глазами вновь встала картина, которую я упорно отгоняла.
Я увидела замусоренную мастерскую, позднюю ночь, злого, заросшего щетиной Януша и Витека, висящего на телефоне, с ожесточенным лицом ведущего разговор, который был бы совершенно непонятным, если бы я случайно не знала, кто находится на другом конце провода... Потом увидела их обоих над кипой чертежей, привезенных от Витека в два часа ночи. Я вспомнила клятвы и уверения, что автор согласился... Витеку и в голову не могло прийти, что мне обо всем известно, это никому бы не пришло в голову... Никогда в жизни я не смогу признаться в собственных контактах с человеком, который позднее написал мне это письмо. Это именно он был автором использованных Витеком эскизов. Он уехал и не успел мне подробно обо всем рассказать. Но на суде, к счастью, это письмо фигурировать не будет, достаточно свидетельских показаний Марека. А следственные власти были настолько тактичны, что не разгласили тайны, кто был адресатом этого письма.
– А потом он воспользовался ими как собственными, – продолжал Марек.
– Примите еще во внимание, что он получил вторую премию и что до сих пор не решен вопрос, какой из проектов будет реализован, возможно, что именно его.
– Вот-вот, поэтому он скорее мог позволить себе потерять мастерскую, нежели репутацию! Реализация проекта в Иране стоила для него дороже даже двадцати покойников.
– Они его, видимо, начали подозревать гораздо раньше, чем мы, – задумчиво сказала я. – У меня такое впечатление, что Ядвигу они забрали умышленно, для отвода глаз.
– Они не отдавали себе отчета в том, чем для Витека является положение директора предприятия, – буркнула Алиция. – А мы, в свою очередь, не подозревали, что Тадеуш знал о конкурсе.
– Говоря между нами, боюсь, что именно я в какой-то степени оказался причиной этого, – вздохнув, сказал Марек. – С той минуты, когда я признался, что меня гораздо меньше бы удивило, если бы жертвой оказался руководитель мастерской, они начали искать его врагов. Ну и нашли.
Оказалось, что среди наших знакомых было несколько человек, которые заметили глубокое отвращение подкупленного автора этих эскизов к Витеку, было еще несколько человек, которые тоже были о нашем руководителе не самого лучшего мнения... Иранский конкурс был только гвоздем, вбитым в крышку гроба.
– Но почему ты ничего не сказал? – недовольно спросила Алиция. – Ты позволил бы им обвинить Ядвигу?
Марек посмотрел на нее с явным неудовольствием.
– У меня не было никакой причины рассказывать об этом, потому что я не знал, что это имеет какое-то отношение к делу. О том, что Столярек его шантажировал, я узнал от прокурора только позавчера вечером.
– Действительно, ты прав...
– Но, с другой стороны, я им восхищаюсь. Что значит человек, который ни перед чем не останавливается ради достижения своей цели! Я бы так не смог...
– Кроме того, если судить по всему, что мы знаем о Тадеуше, убийство было поистине похвальным делом, – заметила Алиция. – Боюсь, как бы его не оправдали.
– Сомневаюсь, – хмуро сказала я. – Он совершил слишком много ошибок.
Например, перемудрил с этим платком.
– Но он же не мог предвидеть, что ты окажешься свидетелем этого?
Мысль была прекрасная, если бы не ты, Ядвига бы влипла значительно сильней.
– Да, но в мужском туалете не забило бы...
– Кто тебе сказал? Мужской туалет забило бы точно так же! По моему мнению, идиотизмом было не вытереть ключ! Зачем он, черт побери, его вообще там прятал?
– Думаю, что боялся потерять единственный ключ от этой двери. Не знал, что другой лежит в вазоне. Он воткнул его туда, видимо, в спешке перед личным обыском, на всякий случай, а потом уже не смог вынуть. Каждый день до вечера там кто-то сидел, а потом оставляли на ночь дежурного милиционера в холле. А кроме того, у него забрали ключ от мастерской, и он не мог вернуться сюда поздно вечером или ночью.
– А мебель он знал наизусть, потому что сам проектировал ее и наблюдал за изготовлением, – заметила Алиция.
– Нужно также признать, что его ошибки заметили как раз те люди, которым нельзя не верить. Иоанна запомнила, что он проходил мимо нее два раза, только она способна на что-либо подобное, знаете, я подозреваю, что у нее в мозгу находится фотокамера... А то, что он последним пришел на обыск, заметили Анджей и Збышек, самые здравомыслящие и правдивые из нас всех...
– Действительно, если бы это утверждал Влодек, то с тем же успехом могло оказаться, что Витек был первым, а последним пришел ты, к тому же на четвереньках.
– Дырокол он забрал со стола Ядвиги, проходя мимо... Смотрите, первый раз открылось, кто последний пользовался дыроколом!
– Я хотел бы узнать только еще одно, – задумчиво сказал Марек. – Они узнали обо всем в результате того, что нашли что-то у Тадеуша. Но каким образом обо всей этой истории узнал Тадеуш? Дорого бы я дал за эту скромную информацию...
Я выразила про себя надежду, что независимо от того, сколько бы он за это дал, он не узнает об этом. Думаю, что в надеждах такого рода я была не оригинальна, почти каждый из нашего персонала рассчитывал на такт и сдержанность следственных властей во время суда. Мы теряли нашу мастерскую, и для нас этого несчастья было достаточно. Еще только недоставало, чтобы по всему свету разошлись всякие сведения, которые сослуживцы покойника так старательно и с таким трудом скрывали.
– Жаль мастерской, – вздохнула Алиция, поднимаясь из-за столика. – Нам так хорошо работалось.
– И только подумать, что, если бы он задушил его хотя бы на месяц позже, возможно, ее удалось бы спасти. Такие прекрасные заказы, – с сожалением добавила я.
– Ничего не поделаешь, мои дорогие, судьба, – сказал Марек. – Я давно вам говорю, что не имеет смысла бороться с судьбой.
ЭПИЛОГ
– Ну, знаешь! – сказал Веслав, который закончил первый.
Я прижала палец к губам, указывая на остальных, которые еще продолжали читать, и Веслав замолчал, качая головой.