Первый холодный ужас сменился ровным, полупрозрачным туманом равнодушия внутри. Наверное, эмоции прорвутся позже, но пока в голове было мутно-мутно, словно в разливах местной зелёной речушки, полной лягушек и водорослей. Мысли вяло переползали одна в другую, подобно огромным тёмным улиткам, обитающим в тени широкой листвы папоротников и крон островных деревьев. Хотелось просто заснуть и не просыпаться, пока полученная информация не вылетит из памяти, перестав нуждаться в осмыслении. Затем ни с того ни с сего Мэри вдруг разобрал глупый смех – ну и что, в конце концов? Ведь для того и забралась в жёлто-зелёную глушь, чтоб довялить спокойно оставшиеся до могилы годы, а теперь, дурёха, сидит да распускает нюни от знания очевидного. Но смех вышел горький, искусственный, как и вся нынешняя жизнь. Такой-то канат стоит ли вообще тянуть…. Э, милочка, что-то тебя не туда понесло. Выползти, что ли, на свет, фонарь вон едва тлеет.
Но и на свету легче не стало. Палящее солнце выжигало острыми лучами глаза и липко приклеивало перепачканную пылью рубашку к телу, а на берегу покачивали листьями опостылевшие за столько бесконечно долгих лет пальмы. Подумать только, когда-то ей нравилась южная природа не меньше, чем родные сопки или нежный, как сметана, декабрьский снег Винтера. Теперь и вспоминать об этом было странно: красота в местных пейзажах уже давно находилась разве что в моменты на редкость замечательного настроения, в остальном примелькавшись и размазавшись по восприятию грязным пятном. Мэри сердито сплюнула, поняв, что окончательно запуталась, чем именно расстроена. К невнятному горю начала примешиваться злость на всю эту глупейшую, абсолютно идиотскую ситуацию. Внизу, под бортом, равнодушно плескались голубые волны.
Если говорить серьёзно, то она ведь легко могла выбраться с острова: возможности для этого были, и притом не раз. Она бы не встретила серьёзного сопротивления – спустя такое долгое время вряд ли так уж много народу может узнать её в лицо, особенно в какой-нибудь маленькой рыбацкой деревушке. Можно было бы наняться на небольшой баркас и даже ходить в море, а на заработанные от ловли тунца деньги покупать себе всё, что душа пожелает. Может, накопить когда-нибудь и на собственную лодку. Конечно, угроза быть узнанной и казнённой или посаженной в тюрьму до скончания века всё равно бы сохранялась, но даже это, кажется, лучше, чем жариться на вконец надоевшем песке, изворачиваясь ужом, чтобы придумать себе хоть какое-нибудь приличное занятие. Мэри хотела бы вырваться всей душой – однако запрещала, не позволяла себе так поступить, едва ли не за волосы оттягивая назад, на крохотный затерянный клочок зелёной земли. Бесчестности она не любила.
А это было бы в высшей степени бесчестно – спастись, наплевав на остальной экипаж, волей её приказа обречённый на такую же болезненную участь. Капитан должен страдать и радоваться вместе со своими офицерами и матросами, нести ответственность за принятое решение и чувствовать последствия на собственной шкуре, не имея права отступиться. Раз уж рассадила всех, велев не казать носа на море во имя выживания, так нечего и самой нарушать распоряжение. Вот и маялась теперь вместе с командой, отвлекаясь от затаённой тоски то копанием картошки, когда-то честно уведённой с «Перелётного», то её же жаркой, - одна из тех добрых слабостей, что ещё обладали силой убедить держать нос по ветру, - то другой малозначительной ерундой. Даже рисовать пробовала, подобно Анне, но быстро обнаружила в себе полное отсутствие таланта к творчеству. На море, следуя выработанной привычке, смотрела поверхностно, не осмеливаясь заглядывать дальше, за туманный горизонт. Ни к чему. И сейчас не стоило. Сделать-то всё равно ничего нельзя, только нервы зря потратила. Придётся теперь, словно граммофонную пластинку, прокручивать информацию в голове, пока та не замусолится настолько, чтобы перестать иметь смысл.
Ну, всё, хватит рассиживаться. Помучились, и довольно, в самом деле. Мэри никогда не умела долго думать об одном – всегда быстро переключалась, как бы серьёзен ни был поток её мыслей. Тем более, жара сегодня совершенно ненормальная, даже голова начинает слегка кружиться, а это действительно редкость для крепкого пиратского здоровья.