Расставила руки и в тот же миг упала, больно ударяясь лбом об пол, сбитая с ног оглушительным взрывом. Обзор заволокла пелена, лёгкие пронзило кашлем, в ушах зазвенело, а затем заглохло, будто вату засунули. На миг всё вокруг померкло, но через несколько секунд зрение начало проясняться. Слух по-прежнему оставался притуплённым, понемногу возвращаясь. Она поднялась, ошалело наблюдая, как с рукавов дождём стекает пыль. С улицы доносились какие-то крики, земля продолжала дрожать, но взрывов больше не повторялось. Обернулась, чтобы выйти за порог и поглядеть, что случилось, но застыла, не до конца осознавая осоловелым мозгом увиденное.
На месте, где только что стояла раскладная койка, зияла дыра. Натуральная дыра – дымящаяся, к тому же, с торчащим из неё чёрным камнем. Ровно над ней обнаружилась пробоина в крыше, подозрительно искрящая по краям. Не замечаемый ранее запах гари ударил в нос. Вот холера…
- Полундра, твою мать! – Охарактеризовала ситуацию Мэри, не зная, за что хвататься. Кое-как, спотыкаясь о раскиданные вещи, нашарила ведро, подхватила и выскочила во двор. В берцах тут же захлюпало, штаны облепили ноги: ночной прилив плескался у самых ступеней. Это хорошо, не придётся далеко бежать. Зачерпнула воды и, размахнувшись, плеснула вначале на уже тлеющую крышу, повторив процедуру несколько раз, пока рыжие светящиеся точки не затухли. Затем несколько раз сбегала в дом и обратно, обливая тянущий жаром камень. За это время тряска окончательно прекратилась, но она успела увидеть столп светлых облаков, чётко выделившийся на фоне чёрного неба. И облака эти шли от вулкана. Вот ведь не было беды….
Местные носились вдалеке, как тараканы, подсвечивая то тут, то там своими «насекомыми» фонариками, и что-то кричали. Отсюда непонятно, что именно. И где, скажите на милость, теперь спать? Не успела Мэри обдумать одну проблему, как увидела следующую – плавно опадающие на песок белые хлопья, похожие на нежный снег, но куда более опасные. Анна объясняла когда-то, что такое вулканический пепел: говорила, это и не пепел на самом деле никакой, а нечто вроде острых кристаллов, оседающих в лёгких. Нельзя дышать, а то умрёшь. Она бросилась в дом, спешно затыкая окна и дырку в потолке, чем придётся, даже пару рубашек пришлось пустить в ход. Главное, чтобы эта пакость не попала внутрь, тогда можно переждать здесь, пока пепел весь окажется на земле, и уж потом соваться за порог. А пока и тут есть, чем заняться.
Первым делом она переоделась и умылась, избавляясь от покрывшей всё тело пыли, а затем принялась за уборку. Мэри подтянула запасное ведро, полное чистой кипячёной воды, вытащила из самодельной этажерки тряпку, подняла стол, вернув на законное место, и принялась оттирать так же методично, как несколько минут назад крушила всё вокруг. Такие срывы случались у неё крайне редко и всегда ознаменовывали нечто действительно серьёзное. Последний, помнится, произошёл как раз после смерти юнги. Тогда они с Энни – единственной, кто был в курсе – вместе восстанавливали разбитую в ноль каюту и склеивали старинный глобус, который оказалось уж очень жаль выбрасывать. Но сейчас старпома нет рядом, и приходилось самой наводить порядок, пытаясь не вляпаться в осколки. И думать, не в силах отодвинуть размышления хотя бы до утра.
Надо было тогда, целую жизнь назад, поступить по-другому. Отпустить на все четыре стороны команду, а самой – в последний бой. Повести «Перелётный» на врага прямым тараном, притвориться предателем и устроить пожар на борту, изрубив перед этим все шлюпки, сделать что угодно, но не сдаваться. Не рискнула же, побоялась, что экипаж увяжется следом, да так и поляжет весь вместе с капитаном. Не дала даже выбрать, жить или умереть, отойти или стоять до конца. Решила за них, что лучше сдаться. Лучше ли? И правильно ли было отдать, пользуясь правом капитана, такой приказ, не спрашивая мнения тех, для кого море значит столько же, сколько и для неё, кто готов отдать жизнь за пиратский закон, кто клялся в верности, никем не принуждаемый? Часы, треснувшие, но рабочие, показывали половину двенадцатого ночи. Ещё днём Мэри, признавая мучительность выбора, нисколько в нём не сомневалась, а теперь не знала, что и думать. Боялась своего состояния и ненавидела его всей душой, слишком привыкшая твёрдо стоять на ногах. Кажется, впервые в жизни она не имела ни малейшего понятия, чего хочет.
Если бы только можно было всё изменить. Вернуть в тот день. Не уходить с воды самой и закончить жизнь с честью вместо бесполезного прозябания на забытой всеми земле. Задать простой вопрос: «Кто со мной?» - и действовать, исходя из ответа. Не обрекать самых дорогих людей на мучения, которые едва выносила сама. Нанести удар, вероятнее всего, последний, но справедливый. Достойный. Хотя подобное можно провернуть и сейчас, конечно…