- Я не могу убить тебя сама или поместить в ситуацию, которая с достаточно большой долей вероятности приведёт к твоей смерти. Но если встрянешь в проблемы самостоятельно, на мне не будет обязанности тебя выручать. Отсюда вывод, хочешь жить – никакой самодеятельности. Иначе я легко забуду, что путешествую не одна.
Ответом было молчание. Так-то, милочка. Мэри Нортон вам не служба спасения!
***
Что же теперь будет, билась мысль, словно птица в клетке. Что же будет.
Фатьма обхватила себя руками, пытаясь успокоиться, но только сильнее затряслась от страха. Перед глазами всё плыло, путалось, словно в густом тумане, только на задворках разума сознавалось смутным оттиском: родная земля далеко за кормой, а впереди только холодное, тёмное, беспредельно глубокое море, уходящее к Краю Мира, в полосу сизой завесы.
Море кипело. От берега доносились жуткие, пронзительные крики тонущих, такие громкие, что звенело в ушах. Она не смотрела в ту сторону, всеми силами старалась не смотреть, но представляла, что происходит, пугающе отчётливо, чувствуя исходящий от воды удушающий жар. Даже закрыв глаза, видела, будто стоя рядом, как во вскипающих волнах заживо варятся люди, опрокидывая в тщетной попытке взобраться перегруженные прау и деля смерть с десятками других. Словно мясо в бульоне…. Запах и изображение представились так ярко, что к горлу подступила тошнота, и Фатьма перегнулась через широкий борт, не справляясь с реакцией тела. В голове пульсировала мысль о том, что там, в омерзительном супе, может быть Мирия. Может быть муж. Может быть кто угодно, чьё лицо знакомо, кто жил – и теперь умер или умирает прямо сейчас, да притом так мучительно. За что же им это горе?!
И вдруг она поняла, что к чему, оборачиваясь к лицу, окаймлённому жёлтыми кудрями. Мать-Гора наказывает остров, когда её покой тревожат злые духи. Чем дух сильнее, тем страшнее будет ответ – это известно всем, каждый ребёнок знает такие вещи с раннего детства. Как знает и то, что поистине могучие сущности не могут вырваться из Царства Мёртвых своими силами, зато могут быть призваны умелой колдуньей или колдуном.
Фатьма не сомневалась в том, что Мэри-Чудачка человек: видела когда-то, как та порезалась, и из раненой ладони потекла обычная красная кровь. К тому же духи не едят рыбу. Но чтобы колдовать, быть духом вовсе не обязательно, нужно лишь уметь договариваться. Она не так хорошо знала Чудачку, чтобы сказать, обладает ли она этим талантом – но жёлтые волосы, светлая кожа, странное оружие и прау необычной формы, способное выйти за Предел и не разбиться о камни, достаточно убедительно говорили за себя. Больше просто некому. Но…зачем?
Наверное, только этот вопрос не дал Фатьме броситься вперёд в бессмысленном и яростном порыве и разодрать, расцарапать нахальные зелёные глаза. Всё же Чудачка спасла её днём ранее. К тому же она, пусть и хамила всем без разбору, никогда не вредила никому по-настоящему – напротив, жила уединённо и…. Неожиданная мысль почему-то зацепилась за невидимую струну, прорываясь сквозь ужас и беспокойство за родных людей, оставшихся там, у берега. А ведь и правда, она всегда только защищалась, и даже если говорила какую-нибудь гадость первой, то лишь в те моменты, когда люди уже обсуждали её между собой. Даже в дурацком происшествии, приведшем к тому, что Фатьма застряла посреди моря, никакой вины чужеземки не было – прау-то, если рассуждать здраво, не принадлежит никому из жителей. Она его не крала, и отдать не могла потому, что другое взять просто негде. Да она вообще никогда не брала и не портила чужого, хотя собственный порог постоянно находила закиданным водорослями и тухлой рыбой: этими «подвигами» почти каждый вечер хвастались местные мальчишки. Казалось, Чудачка вообще не хотела ни с кем общаться, даже дом нарочно обустроила в стороне от селения. Будто надеялась, что там-то уж точно оставят в покое. И даже в её задиристости, в неженственно резких ответах сквозило нечто…отчаянное? Фатьма не знала, как определить то, что чувствует по этому поводу, но отчётливо понимала, какой следует вывод. У Чудачки совершенно точно не нашлось бы никаких поводов стирать остров, это противоречило всему, что она делала каждый день своей жизни под тенью его деревьев. Но тогда откуда взялся дух?
Мог ли он вырваться случайно? Но тогда почему Мэри-Чудачка не покинула остров сразу, как земля начала дрожать? Ведь возможность, выходит, была. В последнее время море не шумело, а прибить такой крупный предмет, как прау, могло только достаточно сильной волной. Если же это её собственная вещь, то тем более, могла не тянуть до последнего со спасением – ведь, промедлив, погибла бы и сама. Что-то не сходилось. Или всё-таки духа вызвал кто-то другой? А впрочем, какая разница, подумала Фатьма, наблюдая за тем, как родной берег растворяется, превращаясь в синеватую точку, и только дым серо-жёлтыми клубами уходит в небо, словно напоминание о затерянном и почти уже незримом доме. Шума почти не слышно, только плеск бесконечной чёрной воды и отдалённый гул. Мэри-Чудачка, сидевшая на носу и размеренно гребущая в неведомом направлении, казалась глубоко ушедшей в свои мысли. Заметила ли вообще, что творилось после «отповеди»? Может, и нет. Скорее всего, даже не старалась.