– Воздух! – услышал он.
Воздух! Самолёты! Николай остановил машину, открыл дверь и выглянул. Назад, к лесу, уже не вернуться. Вперёд, к лесу, очень далеко.
– Хлопцы, слезайте и прячьтесь! – сказал Николай, – Быстрее прячьтесь!
Несколько раненых спрыгнули, и Николай стал им помогать спускать остальных. Мерзкий звук истребителей приближался. Когда все покинули кузов, он запрыгнул обратно в кабину и поехал.
Успеть. Успеть к лесу. Спрятать машину в спасительной тени и вернуться после налёта за ранеными. Николай боялся, что если он разгонится слишком быстро, то машина заглохнет, и всё. Немец легко уничтожит «полуторку», лишив раненых последнего шанса. Страшный гул за спиной. Мерзкий и звонкий как крик мавки. Николай стал крутить руль влево-вправо и от страха закрыл глаза. Затрещали пулемёты, и самолёт прошёл примерно в пяти метрах над машиной. Открыв глаза, Николай увидел хвост железной птицы. Кажется, он жив. Машина едет. Надо успеть.
Взмыв над полем, самолёт развернулся и коршуном упал на «полуторку», вновь открыв огонь из пулемётов. Николай встретился глазами с лётчиком: тот, улыбался и что-то говорил.
– Будь ти проклятий[15], – прошептал Николай и почувствовал, как несколько тяжёлых пуль угодили в грузовик. Лес. Лес совсем рядом. Самолёт ушёл куда-то над кузовом. Скоро вернётся. Успеть бы. Только бы успеть…
«Полуторка» кашляла, но ехала. Стиснув зубы, Николай выровнял руль. Так больше шансов успеть, хотя и немцу проще попасть. И вот он, этот звук. Этот сводящий с ума звук… Снова ударили пулемёты. Уже на кромке леса пули угодили в бочку с бензином. Помимо взрыва Николай успел почувствовать страшный удар в бок. Распахнув дверь, Николай выпрыгнул и провалился в небытие.
*
– Товарищ командир, на шо оно мне надо, вот ты мне скажи?! Зараз немец заявится, покуда вы, орлы, драпаете, куды я его дену? Какой документ им покажу? Забирай ёго! – услышал Николай бабский гомон. Он попытался встать, но сильнейшая боль пронзила всё тело. Сил не было даже чтобы открыть глаза. Николай вздохнул и уронил голову. Кажется, он лежал на лавке.
– Поймите, гражданка, – отвечал взволнованный голос старшего лейтенанта Сергеева, – мы не можем его взять с собой. Он слишком серьёзно ранен.
– А эти шо, не серьёзно?! Ты, товарищ командир, этих бэрешь, а цёго оставляешь?!
– Да поймите Вы, мы его не донесём! Мы дойдём до своих, а завтра за ним с машиной вернёмся!
– Да куды ж ты повернёшься коли немец скоро тут!
– Цыц, баба! – в разговор встрял мужчина в летах, – Оставляй, командир, присмотрим денёк.
– Да ты з глузду з'їхав, Карпо![16]
– Мовчи!
Сергеев подошёл к лежавшему на лавке Николаю. Перевязка уже была алой от крови.
– Куда его, отец? – спросил Сергеев у деда Карпо, хозяина дома.
– Несить к козам, там в соломе сховаем, – скомандовал он. Бойцы подняли Николая вместе с лавкой и вынесли из дома. Николай застонал. С трудом открыв глаза, он увидел закатное небо. Красиво.
– Лазуренко, слышишь меня? – спросил Сергеев.
– Так точно, товарищ старшшшш… – засопел Николай.
– Ты не разговаривай, береги силы, боец. Мы вернёмся завтра, слышишь? Слышишь, мы вернёмся!
– Ран… Раненые…
– Почти все живы, не беспокойся. Донесём. Но ты, брат, уж больно ранен крепко. Лежи и жди, жди нас, понял?
– Так точно, – прошептал Николай и закрыл глаза.
Лавку поставили у стенки и укрыли соломой, чтобы её не было видно от двери.
Старуха всё причитала, но старший лейтенант Сергеев был непреклонен. В выглянувшей из окна девочке-старшекласснице он вдруг увидел надежду и опору.
– Девочка! Девочка, ты – пионерка?
– Уже комсомолка, – ответила та.
– А ну иди у хату! – зашипела старуха.
– Погодите, гражданка! Девушка, у вас тут – раненый боец Красной Армии. Прошу Вас оказать ему помощь. Мы за ним вернёмся. Считайте это партийным заданием!
Девочка растерянно кивнула. Поредевший отряд продолжил свой путь.
– Наталка, а ну, поди до коз! И не высовывайся!
Николай старался не стонать и не терять сознание. Услышав шорох, он замер.
– Дяденька, Вы не бойтесь. Хотите воды?