"Да, козье молоко", - сказал я дрожащим голосом. - "Тебе что-то не нравится?" Это принесло еще больше удовольствия двум недоумкам. На этот раз их хохот был настолько громким, что даже бородатый бард прекратил играть на своей лютне и, как и многие другие, обратил свой обиженный, но заинтересованный взгляд в сторону стойки. После того, как приятели вдоволь насмеялись, постукивая друг друга по плечам в знак одобрения, пират обратился ко мне. "Да нет, что ты, Матрис!" - сказал он, скорчив сочувствующую мину. - "Просто... К сожалению, в таверне не осталось козьего молока". Он умолк на мгновение, ухмыляясь. "Может тебе стоит сходить за этим к шлюхам в купальню Арка". На этот раз они чуть не лопнули от смеха. Я почувствовал, как меня охватывает лютая злоба. Никогда еще, с тех пор, как я стал жрецом, мне не приходилось сталкиваться с таким неуважением. Никогда! "Обязательно загляну, когда в следующий раз буду навещать вас в обезьяннике".
Я застыл. Дерзкий ответ слетел с языка раньше, чем я успел подумать, и я почувствовал, что веселая атмосфера вокруг этих двух грубиянов улетучилась. Уголком глаза я видел, что почти половина гостей с опаской следит за развитием событий.
- Ты - проклятый кретин. Проклятый тупой осел. На мгновение глаза пирата и его приятеля сузились. Затем краски гнева на их лицах сменились мертвенной бледностью.
- "Так, так", - в голосе пирата слышалась неприкрытая злоба. - "Это ты у нас, значит, крутой парень". Я хотел отступить назад, но пират крепко схватил меня за запястье своей сильной рукой. Его хватка была жесткой и сильной, а пальцы - грубыми и мозолистыми. Я ощутил, как холодный пот струится по моему телу. Этот человек был недалеким, но опасным. Я вяло попытался вырваться, но мои жалкие потуги даже никто не заметил. "Я... Я прошу прощения", - выдавил я, заикаясь. Не успел я это произнести, как здоровяк зажал ладонью мне рот. Он многозначительно взглянул на приятеля, который расплылся в улыбке. "Мне нравятся храбрецы. Но ты выглядишь уставшим с долгой дороги". Я увидел, как один толкнул что-то другому по стойке. "Так как насчет немного освежиться?"
Произнеся последнее слово, он убрал руку от моего лица, быстро схватил миску и вылил ее содержимое мне на голову. Это было жаркое, и еще несколько минут назад оно ошпарило бы мне кожу. Тем не менее, я был покрыт горячей липкой жижей. Я был в шоке и хватал ртом воздух, так что часть жидкости попала мне в дыхательное горло. Я согнулся, задыхаясь и кашляя. Мясной бульон капал с моих волос, часть его попала за воротник и теперь стекала по спине. Вокруг бушевал дикий хохот. Я был уверен, что больше всего веселились пират с приятелем, однако теперь смеялись и некоторые из тех, кто ранее лишь наблюдал за сценой. У меня свело живот от чувства стыда, охватившего меня. Вот он я - жалкое отплевывающееся посмешище. В одно мгновение мне захотелось вскочить и впиться пирату в горло, но мой разум сразу же подавил это желание. Я был жестоко унижен, но мне не хотелось сводить счеты с жизнью. Так что я попытался спокойно и уверенно распрямиться и стряхнуть остатки пищи со своей одежды. Мое безразличие и спокойствие должны были послужить достаточным уроком этим двум головорезам. Я собрал всю свою волю жреца в кулак и обернулся. Они смотрели на меня весело и вызывающе. Им только на руку, если я буду продолжать огрызаться, - подумал я. - Или провоцировать их. У меня не было ни единого шанса против них в бою - это было ясно как день. Да и вообще, мои знания о кулачном бое находились на уровне знаний тролля об уходе за волосами.
Просто уходи, Джаэль. Уходи и проглоти свою проклятую гордость.
Я взглянул на публику. Многие гости вернулись к своей еде и беседам. Лишь несколько из них продолжали наблюдать за происходящим, среди которых был и тот черноволосый щеголь. Кажется, никому и в голову не пришло осуждать поведение этих двух мужиков. Внезапно я осознал, что защищало меня от подобного всю мою жизнь: мое одеяние жреца. Оно было единственной причиной, по которой другие мальчишки прекратили подначивать меня после посвящения. И, вероятно, по этой же причине другие набожно склоняли передо мной голову или хотя бы не имели наглости выливать мне на голову жаркое, когда я входил в таверну!