Обливаясь потом, я вытащил кинжал из тела гиганта трясущимися руками только для того, чтобы снова загнать его в грудь убитого, в три раза сильнее, чем прежде. И вновь волна образов заполнила мой разум в момент, когда кинжал поразил его, появляясь в ритме сердцебиения, подпитываемого адреналином. Каждый новый образ даровал мне все больше экстаза. Я издал звук, который должен был означать вздох удовольствия, но из моего рта вырвался шум, больше напоминающий безумное демоническое карканье. Во имя правденого пути, я испытал непознанное ранее чувство восторга. Я жив! - кричали мои мысли, когда я поднял кинжал для следующего удара. Я живу, и я несу ПРАВОСУДИЕ! Лезвие снова устремилось вниз и пробило безжизненную плоть, лежащую подо мной. Воспоминания. Экстаз. Его алая кровь попала мне на лицо, горячая и липкая, но меня это не волновало, нет, меня совершенно ничего не заботило, поскольку я буду судить, убивать и наказывать! его за его грехи, удар за ударом, воспоминание за воспоминанием, пока от него ничего не останется, ничего кроме холодного, безжизненного ПРАХА!!
Даже сейчас, почти год спустя, я чувствую, как мои ладони становятся влажными, а дыхание ускоряется, когда я вспоминаю эти моменты; чернила темнеют, а перо ломается. Но вы не сможете понять мои чувства проклятого существа, исходя из иррациональной точки зрения; и этому есть множество причин. Первая причина заключается в том, что вы, вероятно, чувствуете отвращение к моему рассказу. Вы правы, поскольку я описываю варваский акт в почти радостной манере. Тем не менее, это единственный способ заставить вас понять мои мысли, по крайней мере, в какой-то степени. Вторая причина обуславливается первой и является самой весомой. Есть вещи, которые вы сможете по-настоящему понять, лишь испытав их на себе. Среди них секс, экстаз от боли в ходе смертельного сражения и, не в последнюю очередь, конец самой жизни, смерть. Как бы изящно мы не рассуждали о последнем, создавая пояснительные модели об ее природе - исходя из Пути, песнопений монахов из Аразеаля или философских умов - все же в итоге это не будет иметь никакого значения, мы по-настоящему постигнем ее в тот самый момент, когда столкнемся с ней сами. Экстаз, который охватил мое тело подобно тому, как Миняя смерть овладевает разумом дикого мага, был всем вышеупомянутым и ничем одновременно. Это был огонь. Он заполнил меня и горел в каждой частичке моего тела. Все мои конечности ощущали жгучий жар, а мое сердце безумно билось в груди. То, что я сделал, казалось мне болезненно прекрасным, возвышенным... даже возбуждающим и, в некой извращенной манере, сексуальным. Я ни на секунду не верил, что сделал что-то неправильное, нет, не было правильного или неправильного, были только я и движущая сила внутри меня, возникшая не от богов, демонов или законов этого мира. Были я, в качестве судьи, моя воля, в качестве клинка, и осужденный человек. Больше не было ничего. Все мои движения были инстинктивными, первобытными, чистыми. То, что я сделал, было ни чем иным как последствиями запутанных обстоятельств. Подобно тому, как волк разрывает ягненка, я делал именно то, что я, Джаель, сын Кожевника, должен был делать в тот момент. По крайней мере, пока огонь не угас.
Который сейчас час? Петухи еще не пели, но несколько птиц уже щебетали в густом лесу рядом с полями пшеницы. Однин из коней все еще спал, не обращая внимания на звуки. Другой просто нетерпеливо ковырял копытами усыпанную соломой землю. Я еще не отошел от последнего удара. Мужчина, который несколько часов назад насмехался надо мной, лежал подо мной, избитый и изуродованный, а темная кровь на моих руках начинала засыхать. Неподвижный и негнущийся, как восковая кукла, я встал на колени перед результатом своих деяний. В какой-то момент я почувствовал себя словно в "зените". Как отмечалось ранее, с каждым ударом я ощущал все больше жара и восторга. Пламя внутри меня росло, росло и росло. Затем я почувствовал, будто огромный адский столб пламени взметнулся из моего живаота к моим глазам, пылая, горы и обжигая. После этого мой разум начал возвращаться. Все меньше и меньше я думал рассеянным голосом в моей голове, и все больше становился Джаелем, сыном Кожевника, родившимся в Туманном, беспутным жрецом... и убийцей. Я осознал, что наделал, но как у воина после выматывающего боя, мой ум и тело были слишком слабы, и я был не в состоянии мыслить здраво. Поэтому я бросил кинжал, закрыл глаза, откинув голову назад, и прислушался к тишине. Прошло десять минут. Пятнадцать. Полчаса. Только когда я услышал шаги, приближающиеся к конюшне, я вышел из овладевшего мною ступора, но был неспособен действовать. Хороший мальчик вытирает грязь сос воей тарелки, - внезапно пронеслось у меня в голове. Медленно я перевел взгляд. Это был приятель бандита. За короткое время огонб снова вспыхнул внутри меня, и я улыбнулся почти снисходительной улыбкой мужчине, который в недоумении смотрел на кровавую бойню. Потом огонь исчез, я слишком устал, слишком слаб и сыт. Рука головореза начала двигаться в сторону его меча, медленно и сонно. Вдруг он упал навзничь с хриплым стоном умирающего. Я моргнул, слишком апатичный, чтобы понять полностью, что произошло. Темный силуэт, скрытый в тени, стоял неподвижно, как статуя, на входе, позади рухнувшего тела. Потом он двинулся и приблизился ко мне. Серебряный свет луны, почти побежденный лучами восходящего солнца, осветил лицо человека. Это был щеголь.