Голова все еще периодически кружилась, но я старался не обращать на это внимания.
Если по всему городу праздничную лабуду выносили на помойки, то в нашем офисе в бюро ее похоже занесли обратно. Шарики, колпаки.
– С возвращением, агент Маккинли! – хором кричали Фрэнк, Пол, доктор Летсман и прочие. Директор Кордон не посмел снизойти до нас из своего кабинета.
– Рад видеть вас, ребята. – я и правда был рад вернуться на работу. Увидеть людей в костюмах, а не в хирургичках и халатах. Увидеть что-то кроме кафельных больничных стен.
Значок и пистолет, были бы лучшими подарками на это рождество.
– Агент Маккинли, зайдите ко мне. – прямо глас божий с громкоговорителей. Неужели я успел накосячить, находясь в бюро от силы минут пять?
– Вызывали, сэр. – я вытянулся несмотря на головокружение.
– Поздравляю Ирвин. Ты снова в строю. Надеюсь в этом году, у нас с тобой проблем не будет.
– У меня амнезия. Новый год с чистого листа, сэр.
Кордон раздобрел за выходные. Отъелся за праздничными столами. Второй подбородок закрывал узел галстука.
– Кстати об этом. Ты восстановлен на легкий труд. И никаких исключений не будет.
Легкий труд. Легкий труд – самое тяжелое, что можно придумать. Бумажная волокита, варка кофе, звонки, факсы. Я больше не агент ФБР. Я секретарь. Уж лучше бы отправили на картонный завод в цех слабовидящих или сразу в дом престарелых, сворачивать оригами и играть в шахматы с пенсионерами.
– Да сэр. – покорно кивнул я. Мне не хотелось спорить. Я устал от шума врачей и сестер. Криков больных. Я хотел тишины.
– Рад, что ты правильно меня понял. Я тоже не в восторге. У меня не хватает рук. Это ненадолго Ирвин. В середине февраля ты еще раз пройдешь комиссию и, если доктора разрешат, ты вернёшься в полноценный режим работы. Не вешай нос.
– Спасибо сэр.
Я вернулся в офис. Все эти радостные лица в дурацких бумажных колпаках. Конечно им весело. Они могут ездить на вызовы. На них не повесили клеймо нетрудоспособности.
Фрэнк протянул мне пластиковый стаканчик с колой.
– Пить тебе теперь нельзя. – с издевкой сказал он.
– Этим дерьмом унитазы чистят. – воскликнул Пол и выхватил у меня из рук стакан. – Один глоток шотландского виски, еще никого не убивал. – Он вытащил из своего стола бутылку Джонни Уокера. – Доктор Шейн передал тебе.
Виски был сейчас очень кстати. Я два месяца не пил ничего крепче воды из-под крана. Хотя что праздновать то? Легкий труд?
– А где сам Шейн?
– Ему пришел перевод в Вашингтон. – сказал Пол.
– Круто. Я буду скучать по старику. Он знал свое дело. Кто теперь наш верный Анубис, хранитель убитых и их частей?
– Недавно с академии. Мерфи О’Райли.
– Ох бедняга. – с сочувствием вздохнул я. – Он уже выслушал коллекцию расистских шуток об ирландцах, директора Кордона?
– Он задрот какой-то.
Я не стал отвечать. Кем бы не был наш новый эксперт я должен был с ним подружиться. Доктор Шейн работал у нас много лет. Мы были с ним приятелями, могли попить пивка в пятницу вечером раз в месяц. И дорога в морг мне была застелена красной дорожкой. Он давал мне все отчеты, даже если у меня не было разрешения на них. Мог позвонить среди ночи и рассказать, что нашел в теле убитого. Я знал об этом раньше, чем ребята из убойного или особо тяжких. С новым доктором такого не будет. Да и зачем мне теперь это. Я на легком труде. Повелитель кофеварки и хозяин бумаги для принтера.
Настроение, в котором я вышел из больницы испарилось. Грязь обратно стала грязью, мокрый снег – мокрым снегом. В этом городе нельзя быть счастливым больше двух часов. Не удивительно, что Кобейн именно здесь снес себе голову из ружья.
В моей квартире было чисто. Я не помню, что и где валялось, когда я ушел отсюда в последний раз. В комнате еще стояла наряженная елка, с кухни пахло ужином.
– Ты решила устроить мне рождество?