— оказывается, это пара длинноногих коршунов чиманго в своем красивом ржаво-белом оперении. То, что вы приняли было за большую куртину высохшей на солнце травы, внезапно поднимается на длинных крепких ногах и несется по равнине широкими упругими шагами, вытянув шею, ныряя и лавируя среди колючек. Тут-то вы и понимаете, что «охапка травы» на самом деле страус нанду, который пережидал опасность, затаившись на земле. Выходит, что несносные кулики, поднимая при вашем приближении переполох, вспугивают других обитателей пампы и заставляют их таким образом обнаруживать свое присутствие.
Время от времени на пути попадались небольшие, окруженные зарослями камыша мелкие озерца с немногочисленными хилыми деревцами на берегу. Там обитали толстые зеленые лягушки. В обиду они себя не дают и если их преследуют, то сразу бросаются на вас, разинув рот и издавая грозные утробные крики. На лягушек охотятся тонкие змеи, с шуршанием скользящие среди густой травы. Рептилии разрисованы серыми, черными и алыми разводами и похожи на старомодные галстуки. В тростниках вам непременно попадется гнездо длиннопалого скримера — птицы, похожей на крупную серую индейку. Птенец, желтенький, как лютик, намертво застыл в углублении на обожженной солнцем земле; он не двинется с места, даже если ваша лошадь, переступая, едва не заденет его копытом. Родители в ужасе бегают вокруг, то звонко крича от страха, то тихим голосом подбадривая своего птенчика.
Такова пампа в дневные часы. К вечеру, возвращаясь домой, вы видите огненный, ослепительный закат. На озера начинают слетаться разнообразные утки. «Приводняясь», каждая из них оставляет стреловидные следы, разбегающиеся рябью по зеркальной глади. Стайки колпиц розовыми облачками спускаются на отмели, чтобы покормиться среди черношеих лебедей, белых, как свежевыпавший снег.
Проезжая верхом среди колючек в сгущающихся сумерках, вы нередко натыкаетесь на броненосцев; сгорбленные, деловитые, они отправляются на ночные поиски съестного, двигаясь странной рысцой, словно диковинные заводные игрушки. Случается увидеть и скунса: его белая с черным окраска бросается в глаза даже в полумраке; он держит трубой пушистый хвост и топает передними лапками, будто показывая: не трогайте меня понапрасну.
Все описанное я и увидел в пампе в первые дни. Мой приятель прожил в Аргентине всю жизнь, но не имел ни малейшего представления об этом маленьком мирке живых существ. Он абсолютно ничего не знал ни о птицах, ни о зверюшках. Поэтому для него пампа была всего лишь «сплошной травой, в которой там и сям понатыканы коровы». Мне стало его искренне жаль.
Черные заросли
Африка — какой-то невезучий континент. Еще во времена королевы Виктории за ней закрепилось мрачное название Черного континента, и даже в наши дни, когда там возникло множество современных городов, железных дорог, асфальтированных шоссе, коктейль-баров и прочих благ цивилизации, отношение к Африке почти не изменилось. Слава — дурная или добрая — долго живет, и, чем она хуже, тем долговечнее.
Особенно дурной славой долгое время пользовалось на континенте западное побережье, которое снискало печальную славу могилы для белых. Существует множество побасенок — весьма далеких от истины, — в которых тропический лес обрисовывается как бесконечное пространство, заросшее непроходимыми джунглями и кишащее зверьем. А уж если вам удастся пробраться сквозь заградительную сеть лиан, сквозь густые, утыканные шипами кусты (диву даешься, как часто авторы-первопроходцы ухитряются проникнуть в эти дебри), то из-под каждого куста на вас готов кинуться леопард с горящими глазами или яростно шипящая змея, а в каждом ручейке затаились крокодилы, которые всегда норовят коварно прикинуться бревном еще более натурального вида, чем настоящее. Если же вы чудом избежали этих опасностей, вас так или иначе прикончат местные «дикари». Аборигены здесь якобы делятся на две группы: одни едят людей, другие — нет. «Людоеды» почему-то всегда размахивают копьями; «нелюдоеды» непременно поражают вас стрелами, пропитанными смертельным и неизвестным науке ядом.
Конечно, каждый автор имеет право на поэтическое преувеличение, но в таком случае он должен в этом честно признаться. Как ни печально, западное побережье Африки было до такой степени ославлено в печати, что почти каждый, кто пытался возразить, оказывался заклеймен как лжец, в глаза не видавший Африки. По-моему, этот континент, где природа долгое время представала перед человеком во всей своей невообразимой, дикой и торжествующей красе, был напрасно оклеветан.