В целом же и офицеры, и сверхсрочники, и матросы «Потемкина» были вполне на уровне тогдашних требований, не лучше и не хуже, чем на других кораблях Черноморского флота.
У историков революционного движения мятеж на «Потемкине» традиционно определяется как знаковое событие в революции 1905 года. Кто-то называет его даже «детонатором последующей революционной бури на юге России». Думается, что такой взгляд слишком поверхностен и наивен, так как на самом деле поразивший Россию политический кризис был на много порядков сложнее. В нем воедино переплелись происки западной и японской агентуры и экстремистские акции профессиональных разрушителей России — революционеров и националистов всех мастей, военные мятежи и крестьянские беспорядки, рабочие стачки и забастовки, недовольство как либеральной интеллигенции, так и старого дворянства. Причем все это происходило на фоне сокрушительного и обидного поражения в войне с Японией.
Если даже рассматривать мятеж на «Потемкине» как один из фрагментов общероссийской смуты, необходимо признать, что государственные власти еще загодя готовились к возможным протестам и предпринимали определенные меры для их предотвращения, по крайней мере в армии и на флоте. Хотя, как мы теперь понимаем, меры принимались все же весьма половинчатые.
Так, для предотвращения нежелательных контактов матросов с наводнившими Севастополь агитаторами всех мастей командующий Черноморским флотом 1 ноября 1904 года отдал приказ, запрещающий увольнение в город, что сразу же вызвало негодование матросов. В принципе все было сделано правильно, т.к. Россия находилась в состоянии войны, и матросам надо было готовится сражаться с врагом, а не шляться по кабакам. Впрочем, возмущение матросов объяснялось еще и тем, что перед ними стояла перспектива отправки на 3-ю Тихоокеанскую эскадру, которая в это время уже готовилась к отплытию на Дальний Восток, и это не прибавляло им любви к власти.
Уже 3 ноября несколько тысяч матросов в Лазаревских казармах потребовали у дежурного офицера увольнения в город. Не получив от него разрешения, они вскрыли оружейные пирамиды и, захватив оружие, принялись беспорядочно палить в воздух, потом сорвали с петель ворота военного городка и утопили их в Южной бухте. Одновременно самые предприимчивые сразу же бросились грабить находившиеся рядом с казармами офицерские квартиры, стремясь поживиться за чужой счет и, прежде всего, разжиться спиртным. Некоторое время спустя среди матросов замелькали неизвестные штатские лица, которые, собирая их в группы, начали призывать к вооруженному мятежу. Но ничего у агитаторов не вышло. Матросы к этому времени уже выпустили пар и несколько успокоились, после чего вернулись в казармы.
Ноябрьские события 1904 года в Севастополе так и остались лишь массовой хулиганской выходкой, не более того. Однако это было уже предостережение, которое надо было учитывать в дальнейшем. Зачинщиков беспорядков подвергли аресту и различным наказаниям в соответствии с требованиями дисциплинарного устава и военного законодательства, но, впрочем, отнеслись достаточно лояльно. Несколько сотен матросов все же отправили на Балтику на доукомплектование 3-й эскадры. При их отправлении 5 декабря произошли новые волнения, на этот раз в основном среди портовых рабочих. Какое дело было портовым рабочим до перевода нескольких сотен матросов с одного флота на другой, никто вслух не говорит. Однако ответ здесь прост — дело было вовсе не в матросах, нужен был повод для выступления, и повод был найден. Сегодня уже ни для кого не является тайной, что японская разведка щедро финансировала революционеров всех мастей с единственной целью — организовывать саботаж на военных предприятиях и железных дорогах. Так что попытки севастопольских портовых рабочих, вышедших на улицы со своими приезжими агитаторами, явились не чем иным, как отработкой полученных японских денег. В окнах вагонов воинского эшелона истеричные девицы выставляли заранее приготовленные красные флаги. Одновременно матросам раздавалась водка. Матросы водку пили, а выпив, горланили песни. В печати сообщалось, что пели именно революционные.