— Потому что это мой дом. И дом моих предков.
— Но ведь Альтамира тоже дом ваших предков. И, сказать по правде, не в пример более роскошный.
— Эль Горра мне дороже. Это единственное место, где я хочу жить.
— Да, я понимаю, я чувствую то же по отношению к АльмЭлис. Для меня он почти часть меня самой. То есть, я не имела в виду, что поэтому… просто я хотела сказать, что он дорог мне так же как вам эль Горра… Я просто это сказала, без всякого умысла, — закончила я, запутавшись в объяснениях.
— Откуда вы знаете, что у меня была возможность выбора? — спросил дон Алонсо.
— Дон Диего как-то рассказывал о вашем уговоре.
По лицу дона Алонсо пробежала едва уловимая тень.
Я сказала:
— Наверное, если бы я была мужчиной и сделала то, что сделала, вы бы убили меня.
— Если бы мужчина утверждал, что … сочетался со мной браком… даже не знаю, что бы я сделал, — озадаченно произнес дон Алонсо.
Я рассмеялась.
— Вы очень похожи на свою дочь. Точнее, она на вас очень похожа. Вы смеетесь одинаково. А когда ваши маленькие хитрости выплывают наружу, обе опускаете глаза долу с невинным видом.
— Вы пристально за мной наблюдаете. Боитесь, что я отравлю кого-нибудь или наведу порчу на ваш гарнизон? — улыбнулась я.
— В отношении вас я больше не берусь делать никаких предположений.
— А мне кажется, наоборот, в отношении меня вы с легкостью предполагаете все самое дурное, не беретесь только предполагать хорошее.
— Хорошее в вас тесно переплетено с дурным.
— Как в любом другом человеке, — я закрепила повязку и помогла ему зашнуровать рукав. — Ну вот. Еще несколько дней вы не сможете свободно двигать рукой, но болеть будет меньше.
— Да, но дурное в вас мне невыносимо, — резко сказал дон Алонсо.
Вошла донья Хуана посмотреть, как спят дети, и, убедившись, что все в порядке, мы с ней плотно задернули занавеску.
Поутру, проходя по террасе, я услышала веселую болтовню челяди.
— Нет, она, конечно, красивая, но она все время перечит синьору. Донна Изабелла никогда так не делала… — по голосу я узнала Хуана, камердинера.
— Вот он никогда и не смотрел на донну Изабеллу так, — ответил ему женский голос.
— Как так? — неудоменный голос принадлежал Додо.
— Так, у синьора аж глаза темнеют.
— Коли мне б женщина говорила такие вещи, у меня б тоже в глазах потемнело, — вступил в разговор еще один собеседник, — Уж я б намотал ее волосы на руку и показал, кто в доме господин, больше б она слова лишнего в жизнь не сказала.
— Дурень, ты, Пабло! Своей жене можешь косы наматывать, а то — благородная дама.
— Да какая она благородная! Все делает сама, будто крестьянка. Шутка ли, у нее даже служанки нет.
— Эй, кончай болтовню, бездельники! — прогремел на весь двор Бернардо, капитан стражи, — Доброе утро, донна Алисия!
Я не успела дойти до погреба, как меня нагнал Хорхе и сказал, что дон Алонсо хочет меня видеть.
— Мадам, я не вижу дальнейшей необходимости в вашем пребывании в эль Горра. Вы можете отправиться туда, куда посчитаете нужным.
— То есть? — мне показалось, что я ослышалась.
— Я уже отдал необходимые распоряжения. Ваша повозка будет готова к обеду. Думаю, у вас достаточно времени, чтобы собраться в путь.
— Что-то случилось?
— Случилось? — он усмехнулся. — Нет. Мне нужно ехать на север, в имение моей жены, и я не знаю, когда мне удастся вернуться. Оставлять вас в замке — слишком опасно. Ну а коль скоро, этот пройдоха монах скончался, как вам прекрасно известно, у меня нет более возможности доказать, что я не был женат на вас. Я также не вижу смысла в вашем пребывании в монастыре, поэтому я принимаю ваше первоначальное предложение о разводе. Но прежде хотел бы знать, на какую часть моего имущества вы собираетесь претендовать, мадам?
Он говорил тем самым своим брезгливо-высокомерным тоном, от которого все во мне начинало клокотать. Но ведь я видела его другим — таким, как вчера, или таким, как у постели Фернандо зимними вечерами.
Я печально сказала:
— Во всем вашем имуществе нет ничего, на что бы я могла позариться, дон Алонсо.
— Не считая, разумеется, Альтамира, — усмехнулся он. — Что ж, в таком случае я хотел бы получить от вас одно обещание.
— Я вас слушаю.
— Если случится так, что мой сын останется сиротой, вы ограничитесь тем, что имеете, и не будете пытаться получить для вашей дочери то немногое, что принадлежит ему как наследному графу Луис эль Горра.
Я проглотила и это. И лишь сказала:
— Клянусь вам, Фернандо получит все, что ему причитается.
Едва уловимая усмешка пробежала по его лицу, когда он ответил:
— Я бы предпочел, чтобы вы не приносили никаких клятв.
Удар снова пришелся по самому уязвимому месту.
— Обещаю вам не пытаться заполучить что бы то ни было из наследства вашего сына. Но если вы не верите мне, к чему вам мои обещания.
— Мне — ни к чему. Вы будете помнить о них. Счастливого пути, мадам.
Я не могла не спросить:
— А Жанна? Означает ли ваше согласие на развод, что она будет продолжать считаться вашей дочерью?
— Доказать обратное мне уже не удастся. Тем более, после того, как вы столько времени провели в моем замке.
— Поверьте, если бы я могла повернуть время вспять, я бы нашла другой способ обеспечить будущее Жанны. Я не могу попросить прощения у донны Изабеллы… но я приношу вам свои извинения.
— Я принимаю их. Хотя и не вижу смысла извиняться, добившись цели, — добавил он с той же высокомерной усмешкой. — Мои люди сопроводят вас до первого каравана. Прощайте, мадам.
— Благодарю вас… — это было все, что я могла сказать.
Я уже направилась к двери, но тут же вернулась.
— А как же Фернандо? Он потерял мать, теперь лишится подружки, а потом уедете вы… — я осеклась, взглянув на его лицо. Он был похож на человека, у которого только что оторвали часть тела. Едва ли понимая, что говорю, я закончила свою мысль:
— Ему будет тяжело. Я могла бы взять его с собой на время вашего отъезда.
Мгновения, пока я это произносила, оказалось достаточно. На лицо дона Алонсо вернулось привычное выражение высокомерного упрямства.
— Фернандо уже достаточно подрос, осенью я отвезу его в школу Ордена Красного Рубина, пусть рыцари займутся его воспитанием. Я благодарен вам за проявленную заботу, но вам не о чем беспокоиться.
— Ну что ж, в таком случае прощайте, дон Алонсо.
Уложить наши с Жанной вещи было делом недолгим. Дочь, узнав, что мы едем домой, обрадовалась и обещала Фернандо показать ему много интересного, когда он приедет к ней в гости. Они оба так были возбуждены сборами и собственной болтовней, что, к моему удивлению, расстались легко и весело. Донья Хуана зашла к нам попрощаться, и у меня осталось ощущение, что в глубине души она довольна нашим отъездом. Хосефа простилась с нами тепло, но в целом, все восприняли наш отъезд как само собой разумеющееся, как неизбежное и должное свершиться.
Все, кроме меня. Сидя в повозке и прижимая к себе спящую Жанну, я не могла уснуть. Этот внезапный отъезд оставил в моей душе тяжелый осадок. Мои мысли снова и снова возвращались к маленькому замку в горах, словно я оставила там что-то, но никак не могла вспомнить, что именно. Тщетно я убеждала себя в том, что должна благодарить судьбу за столь нежданное освобождение из почти годичного заточения, что дон Алонсо проявил милосердие, позволив нам с Жанной покинуть замок как можно быстрее, и даже не подписав никаких письменных обязательств, скрепляющих наш с ним договор о разводе. Он отпустил нас с дочерью вместо того, чтобы запереть меня в монастырь. Но я чувствовала себя так, словно явилась в гости и была выдворена за дверь даже без объяснения причин. Разумеется, рассчитывать на теплое прощание со стороны дона Алонсо было нелепо, но все остальные… Мы прожили вместе зиму, и какую зиму, мы бок о бок боролись за право остаться в живых, и теперь мне дали понять, что мы с дочерью все равно не принадлежим к этому маленькому горскому сообществу и никогда не будем принадлежать. Я понимала, что это нелепо и глупо, но все же не могла справиться с горечью охватившего меня чувства обиды.