— Давно уснула? — спросил Портейг, подходя к больной и осторожно беря ту за руку, одновременно доставая часы из кармана.
— С полчаса назад, до этого ее вырвало, — вздохнув ответила сестра милосердия и добавила: — Совсем бедняжка обессилела.
— Спасибо, голубушка, — буркнул Портейг, а потом на меня посмотрел: — Пульс понижен, но не критично. Испарина, слабость и рвота, при этом ничего не ест и не пьет, вливаем глюкозу, чтобы совсем не обессилела. Ранение перевязывал вечером, заживление идет, но из-за спазмов не так как хотелось бы. Что скажешь?
— Отравление исключили? — поинтересовался я.
— Ваня, — ласково проговорил Портейг, — ей влили уже до хрена глюкозы, прокололи различными антибиотиками, на отравление это совершенно не похоже.
— А какие анализы брали? — задумчиво спросил я, подходя к изголовью больной и пытаясь расслышать, что та бормочет. — Кстати, бред у нее давно?
— Кровь, моча – более-менее в норме, отклонения незначительны, а с учетом ранения, то и вовсе на них внимания можно не обращать, — махнул руками мой компаньон.
— Остается только предположить, что такая психологическая реакция на стресс, — пожал я плечами.
— Снотворное ей давали, — поморщился профессор. — Спала, а как проснулась, то сразу же ее скрутило.
— Семен Иванович, если периодичность того или иного симптома отсутствует, то дело не в физической болезни, — махнул я рукой, а потом добавил: — Повторюсь, диагност из меня тот еще, как и доктор, хотя заслуженную, точнее, незаслуженную степень вы мне выбили.
— Разбудим и поговорим? — не обратил никакого внимания на мои последние слова Семен Иванович.
— Попробовать можно, — протянул я, прикинув, что время у меня сейчас есть, хотя стоило бы где-нибудь отыскать тут свободную койку и отдохнуть.
— Голубушка, принесите нам с коллегой по стакану крепкого чая, — обратился Портейг к сестре милосердия, а потом на меня глянул и руки развел в сторону: — Иван Макарович, извини, но твоего любимого кофе тут нет.
— Сделаю, — удалилась из палаты сестра милосердия.
Портейг осторожно потряс за плечо Анжелу, та что-то пробубнила и открыла глаза. Зрачки резко расширились, певица ладонью рот прикрыла и резко на кровать села.
— А ну-ка прекратить! — рявкнул я. — Охренела совсем?! Ты чего себе позволяешь и над персоналом издеваешься?! Чтобы не видел тебя блюющей, на это со стороны смотреть невыносимо!
Ну, наверное, мог бы так и не орать. Портейг в изумлении на меня уставился, а Анжела даже глаза прищурила, готовится устроить мне отповедь. Ха, три раза! Я-то не собираюсь останавливаться. Отчитываю ее как дитя неразумное:
— Это же что, мля, за поведение?! Довела себя и весь персонал больницы! Занимаешь место, которое необходимо нуждающимся!
— Что вы себе позволяете?! — яростно сверкая глазами, воскликнула Анжела.
— Блевать уже не тянет? — склонил я голову к плечу.
— Э-э-э, перехотелось как-то, знаете ли! — ответила раненая.
Оглянулся я на профессора, а тот крякнул, одобрительно или нет – не понял. Махнул я рукой и направился на выход, рассчитывая где-нибудь койку отыскать. Странное поведение певицы лежит в области мозга, пусть с ней психиатры разбираются и лечат данную зависимость. Скорее всего, моя «взбучка» носит временный характер, теперь дело за Портейгом.
— Барышня, — обратился я к сестре милосердия, спешащей в палату с подносом в руках, на котором две кружки чая и какие-то булочки, — мне бы отыскать свободную койку, чтобы часик подремать.
— Ой, Иван Макарович, нам на рабочем месте спать запрещено, — ответила та и почему-то зарделась.
— Так речь не о вас, голубушка, — прикрыл я рот кулаком подавляя зевок, — мне даже диван сгодится.
— В сестринской? — осторожно предложила та.
— Ведите, — потер я ладони.
Хм, диван оказался за ширмой, где сестры милосердия переодеваются, так как на вешалке развешаны шубки и пальто. Ну, я не привередлив, сапоги стянул, халат свернул и под голову его положил. Успел попросить разбудить через часок и сразу отрубился. Выспался отменно, никто меня не потревожил, укрыли только покрывалом. А я ведь даже не знаю имени благодетельницы. Кстати, личико у нее миленькое, а смущается-то как! Хотел уже встать, да привлек приглушенный разговор, как одна женщина другой хвалится своим новым платьем.
— Зинка, точно тебе говорю, если на прием придешь со своим поручиком в таком наряде, то тот точно будет вынужден тебе предложить руку и сердце!
— Тань, больно у него вырез большой, да и стоит двадцать рублей – состояние!