— Что-то нравы у слуг князя слишком вольные, — пробормотал Анзор и посмотрел на меня: — С вами идти, ваше высокоблагородие?
— Чего еще спрашиваешь-то? — покачал я головой. — Конечно со мной.
Танька ожидала, что Анзор останется в комнате, у горничной явно уже имелся план по моему соблазнению. Впрочем, нельзя исключать, что она просто слаба на передок и готова к любовным похождениям со всеми, кто имеет хоть какой-то статус выше слуги. Про горничную забыл, как только вошел в кабинет к губернатору. Князь оказался не один, прибыли начальник сыска и полиции. Прежде, чем перейти к волнующему меня делу, я познакомился с господами, а потом мы с Анзором рассказали о происшествии в дороге.
— Шайка Кривого-каторжанина, — обрадовался начальник сыска. — Давно по нему пуля плакала, да споймать не могли!
— Отправьте людей, пусть их логово найдут и приберут, вдруг там похищенные люди находятся, — не то попросил, не то приказал я.
— Сделаем ваше высокопревосходительство, не переживайте, — совершенно не по-уставному ответил начальник полиции.
— Господа, простите, нам бы с Сергеем Дмитриевичем пошептаться, а вам всю информацию рассказали, — посмотрел я на начальника полиции.
Оставшись в кабинете втроем, я попросил князя организовать, если возможно встречу с журналистами. От моей просьбы Горчаков оторопел, стал отговаривать и убеждать, что деятели пера однозначно напишут отсебятину и получится не пойми что.
— Ваше высокопревосходительство, для «Вятских губернских новостей» так основная газета у нас называется, официальную хронику пишут мои секретари. Давайте их пригласим, — предложил князь.
— Нет, — покачал я головой, — необходимо чтобы читатели верили написанному и текст хотелось читать. Сухая писанина с какими-то доказательствами и фактами, поданная без души – бесполезна, а иногда и вредна.
— Ну, хорошо, правда, свое мнение оставлю при себе, — не стал со мной спорить князь, хотя и показал, что относится к журналистам отрицательно.
Зря он недооценивает силу слова, убеждать нет ни времени, ни желания. Своеобразную пресс-конференцию я решил устроить прямо в зале с гостями. Не хочу терять времени даром, а потом сразу отправимся в дорогу. Мероприятие прошло не так как планировал, никто толком вопросов не задал. Двое молодых людей, спешно доставленных жандармами, долго не могли понять, что их не в тюрьму определили, а на встречу с наместником Урала, который пожелал дать своеобразное интервью. Уже когда закончил я речь, обрисовав во всех красках, что может произойти, если придут к власти эсеры, то один из работников пера осмелился спросить:
— Ваше высокопревосходительство, так вы собрались взять власть в свои руки или нет?
— Нет, — коротко ответил я, понимая, что затея провалилась. — Отстоять империю – готов, помочь императрице – да, уничтожать и сражаться с врагами – до последней капли крови!
— А для чего вы нас-то собрали? — уточнил коллега журналиста, пытавшийся записывать за мной слово в слово. — От столицы мы далеко, революционного настроения в Вятке не так много. Да и армия предана существующему строю, мятежники могут что-то захватить на сутки или двое, максимум – неделю, но не больше!
— Если все начнут смотреть друг на друга, гадая чего это ты ничего не предпринимаешь, а сам на заднице ровно сидишь, то империя развалится, — мрачно предрек я.
— Ваше высокопревосходительство! — вышел вперед какой-то поручик. — Своими заявлениями вы оскорбляете собравшихся! Прошу вас, выбирайте выражения!
Честно говоря, от такого демарша я на секунду потерял дар речи. Хозяин дома к поручику подошел и что-то гневно сказал. Дамы зашушукались, господа подобрались, у журналистов в глазах распаляется огонь, явно готовятся к сенсации. Анзор за моей спиной что-то на своем родном языке произнес, судя по интонации, не предназначенное для женских ушек. Да и мои офицеры потянули руки к кобурам.
— Поручик! — посмотрел я на молодого офицера, у которого вместо усов еще пушок. — Если называть черное белым, то можно почивать на лаврах, а когда глаза откроешь, то окажешься в придорожной канаве. Судя по форме, вы пехотный офицер, который должен бить врага лицом к лицу, так что же вы, голубчик, желаете врага выставить в благородном свете?
— Но я никогда не поведу панических речей! — ответил тот.
— Поручик Савельев немного перебрал, проспится и поймет, что его слова вызваны хмелем! — громко произнес хозяин дома.
— Панические речи вещают трусы, которые ничего не делают для своего отечества, — мрачно проговорил я, чувствуя, что сейчас можем скатиться к банальной дуэли.