Лисандра еще как следует не успела осознать увиденное, когда к ней вновь подскочил Грегор. Подхватив сестру, он закинул ее себе на плечо и помчался прочь, за околицу. За пределами деревни он неловко спустил Лисандру наземь, после чего сунул ей в руки лук и пучок стрел.
– Они все умерли, – прошептала она. Сердце было точно камень, провалившийся куда-то в желудок.
– Я слушал и смотрел на бегу, – сказал брат. – Люди короля собирали всех уцелевших, чтобы угнать их на строительство дороги. – Его голос дрогнул. – Я должен вернуться и помочь тем, кто еще жив. А ты ступай… Разыщи мятежников. Сделай все, чтобы такого ни с кем больше не произошло, слышишь, Лис? Ты меня поняла?
Она замотала головой. Дым пополам с невольными слезами жег ей глаза.
– Нет! Я тебя не оставлю! У меня же теперь больше никого нет!
Грегор взял ее за подбородок и заставил поднять голову.
– Только попробуй пойти следом! – зарычал он. – Сам пристрелю! Чтобы они не поступили с тобой, как с нашими соседями и друзьями!
С этими словами он повернулся и побежал обратно в деревню.
Лисандре только и оставалось, что беспомощно смотреть ему вслед…
Йонас
Оранос
Когда Кровавый король желал что-либо подчеркнуть, он проделывал это самым недвусмысленным образом.
Стоял полдень. Топор палача с леденящим кровь стуком обрушился на шеи троих бунтовщиков, отделив головы от тел. С плахи густо потекла кровь и разлилась по гладкой мостовой у ног тысячной толпы. И Йонас мог только с ужасом наблюдать, как отсеченные головы надели на длинные пики и выставили на площади – на всеобщее обозрение.
Трое мальчиков, едва достигших возмужания, умерли, поскольку их признали смутьянами и угрозой для благополучия королевства. Теперь их головы смотрели на толпу пустыми глазами, и смерть лишила их лица всякого выражения. По деревянным древкам стекала красная кровь. Обезглавленные тела куда-то утащили.
Король, столь быстро и беспощадно завоевавший эту страну, никому не собирался давать спуску. Особенно тем, кто решался на открытое противостояние. С разного рода бунтовщиками собирались расправляться быстро, бесповоротно – и принародно.
С каждым ударом смертоносного лезвия над толпой, словно туман, сгущалась тревога. Некогда Оранос был свободной, процветающей и мирной страной. А теперь на троне сидел правитель, любивший вкус крови.
Толпа плотно заполнила большую площадь, и самые разные люди стояли буквально плечом к плечу. Рядом с собой Йонас видел молодых вельмож со сжатыми зубами и настороженными взглядами. Чуть дальше двое подгулявших толстяков чокались бокалами, словно отмечая наступление дня, полного новых возможностей. С другой стороны подозрительно озиралась седовласая женщина с глубокими морщинами на лице, облаченная в роскошное шелковое платье. Все толкались, желая занять самое выгодное место, чтобы лучше видеть короля, вышедшего на высокий мраморный балкон. В воздухе пахло дымом из труб и от раскуренных сигар, носился запах свежего хлеба, жареного мяса, душистых масел и приторных цветочных духов: здесь многие ими пользовались, вместо того чтобы мыться почаще. А какой стоял шум! Жуткая мешанина голосов, от таинственного шепота до хриплых выкриков во все горло.
Попробуй ясно мыслить в такой обстановке!
Оранийский дворец мерцал перед толпой, словно золотая корона. Высокие шпили вонзались в безоблачное синее небо. Дворец стоял в самом центре Золотого города – обнесенного стенами и застроенного богатыми виллами участка земли две на две мили размером. Самые его стены были изобильно украшены золотом. Они сверкали и переливались в солнечном свете – прямо груда монет посреди зеленой скатерти. Внутри вились мощеные улицы, соединявшие виллы, деловые конторы, таверны и магазины. Здесь могли поселиться лишь самые привилегированные вельможи. Сегодня, против всякого обыкновения, ворота были распахнуты, чтобы все желающие могли послушать речь своего короля.
– А дворец впечатляет, – с трудом пробился сквозь гомон голос Брайона.
– Думаешь? – Йонас наконец-то оторвал взгляд от выставленных голов.
Синие глаза его друга были устремлены на сверкающий дворец. Ни дать ни взять Брайон собирался украсть его да продать повыгодней.
– А мне, пожалуй, понравилось бы тут жить, – продолжал Брайон. – Иметь крышу над головой! Ступать изнеженными ножками по золотым плитам! Про то, что есть и пить сколько влезет, я уж вовсе молчу. Короче, записывайте в здешние! – Он посмотрел на казненных мятежников и поморщился. – Только с одним условием: голова останется на плечах.