Не прошло и секунды, как я материализовал перед ней коробку шоколадных конфет.
- Двести пятьдесят тысяч, - без обиняков произнесла Полли, цепляя тонкими пальцами конфету.
- О! - тут изумился даже я. - Раз вы повышаете цену, извольте соответствовать, сударыня! Убедите меня, что мне не будет с вами скучно.
Я специально выделил интонацией это «мне», чтобы барышня сразу поняла, что имеет дело не с каким-нибудь простофилей.
- Задавайте вопросы, господин «убедите, что не будет скучно», - парировала находчивая барышня.
- Э.... - опешил я. - Музицировать, танцевать умеете?
- Всенепременно. Музыке обучена, танцевать умею с детства, ибо - не поверите! - на всех школьных балах была королевой. Вкусные конфеты, кстати. Хорошо материализуете.
- Поэзия? - зашел с другой стороны я. - Как вы по части поэзии?
- Смотри, мой друг, среди пустынных улиц, Влачит мой ангел жалкие крыла... Идут за ним, с той пустотой рифмуясь Забытых душ убогие тела.
О нет, вне скорби нет и сожаленья - Их путь тернист, хоть смысла и лишен. Мой ангел слаб, он ищет примиренья. Мой ангел слаб, он жалок и смешон, -
продекламировала Полли.
- Великолепные стихи, - ответил я.
Мне было стыдно признаться, что я ничего не понял.
- Это Роберт Лэйк, английский поэт прошлого века, - сообщила Полли. - Он ничего не написал за свою жизнь, кроме сборника стихов «Поэма Скорби», которую так и не приняли читатели, и умер в нищете. Перевод мой, кстати. Если ты читал первоисточник, то помнишь, что там «Streets» рифмовались с «Wings», мне же пришлось...
- Да-да, - резко ответил я.
Что-то наш томный вечер превратился в урок занимательного литературоведения, что меня нисколечко не радовало.
Вот так знакомишься с дамами в кабаках, а они английских поэтов на досуге переводят.
Жить становится все страшнее и страшнее!
Впрочем, рассказ о нищем поэте показался мне интересным.
- Предлагаю взять конфеты и дернуть отсюда. Поймаю извозчика и поедем ко мне. Тут недалеко.
Мы вышли на улицу, под моросящий дождь.
Впрочем, в этом городе почти всегда идет дождь - летом ли, зимой ли, днем или ночью. Дождю без разницы.
Перед нами светилась яркая Французская улица, мерцая голубоватым светом газовых фонарей, переливаясь обманчивыми огнями вывесок,гремя колесами проезжающих мимо экипажей.
Карета подъехала быстро, как и предполагалось. Господа извозчики любят не только Собачью улицу. Этот район они тоже уважают. Как и все районы, где водятся деньги. И не важно, чем они пахнут.
- Если вы материализуете мне сигарету, я буду очень благодарна, - тихо произнесла Полли, когда мы уселись в карету.
- Как пожелаете, - ответил я.
Я чиркнул спичкой, и в полутьме нарисовался крохотный огонечек.
- Вы живете в Еловых аллеях? - спросила Полли, услышавшая, как я называю адрес извозчику.
- Да, - коротко ответил я.
- Вы странный человек, господин Тео. Явно богаты, живете в дорогом квартале, способны заплатить двести тысяч даме... Сомневаюсь, что вы зарабатываете волшебством.
- Забавно, а ведь вы не знаете и тысячной доли моих странностей, госпожа Полли.
- Триста тысяч, - внезапно ответила моя спутница.
- Помилуйте! - я был обескуражен.
- Дань уважения английским поэтам прошлого века.
Наш экипаж, рассекая полночь, размеренно катился по темным улочкам Флагманштадта, освещенным тусклым светом газовых фонарей.
Завтра вечером госпожа Полли попытается меня убить.
Но я еще об этом не знал.