анностей. 5 февраля 1883 года шел восхитительный романтичный снег. Обычно зимы в Осколии промозглые и сырые, но в тот день природа расщедрилась и отсыпала немного белоснежной крупы. Я сидел в крохотной кондитерской, что располагалась неподалеку от моего дома. Время неукоснительно двигалось к полуночи, однако же рубеж между пятым и шестым февраля еще не был пройден. В этой кондитерской подавали вкуснейший кофе. Не знаю, в чем заключался его секрет - скорее всего, в правильных пропорциях корицы, которая усиливала и без того приятный вкус напитка. Итак, я пил черный кофе, цветом и консистенцией напоминавший нефть. Буквально через пару минут произойдет катастрофа, но я еще об этом не знал. Как связаны кофе, кровь и боль? А никак. Все самые жуткие моменты в жизни происходят внезапно. Кирпич вас не предупреждает, прежде чем свалиться на голову. Бешеная собака не говорит вам "извините, я не нарочно" перед тем, как вас укусить. Паровой экипаж сбивает людей вне штатного расписания - он это делает исключительно по велению души. В кондитерской я сидел один. Время было позднее, добропорядочные бюргеры смылись по своим добропорядочным делам. Даже хозяин кондитерской, господин Давыдофф, куда-то отлучился. В книжках, прежде чем случиться страшному, обычно происходит нечто мистическое. Если бы я был героем книги, в кондитерскую залетела бы черная птица. Или крыса забежала бы на мой столик. Или какая-нибудь сумасшедшая старая карга зашла бы, и начала поливать меня святой водой. Увы, книжек про меня не написано. Да и какой автор решится написать про идиота, который решил объявить войну всему магическому миру? Между мной, пьющим кофе, и мной, истекающим кровью, случился нож. Он, этот нож, прилетел ко мне неизвестно откуда - я и вправду не успел заметить, так быстро все случилось. - Фьюить! - послышалось откуда-то сверху, и нож... Он прилетел и в буквальном смысле пригвоздил мою руку к столу. Сказать, что это было больно, значило ничего не сказать. У меня потемнело в глазах. Нож, взявшийся в буквальном смысле из ниоткуда, насквозь проткнул мою кисть и вонзился в сухое дерево стола. По белоснежной скатерти в разные стороны побежали две алые змейки. Был бы я барышней, хлопнулся от боли. И еще это так омерзительно выглядело - рука, а из нее торчит рукоятка ножа. И еще больше омерзительности добавлял тот факт, что рука это - моя. А из под ладони течет кровь. Тоже, разрешите заметить, моя. Вы давно были в мясной лавке, господа? Я вот мяса не ел, поэтому давно. А вот теперь я сам стал вроде как куском мяса. Тошнота подступила к горлу. Хорошо, что я всегда брал с собой баночку "волшебных пилюль". В конце концов, алхимик я или кто? И не говорите, если вы из Флагманштадта, что не пробовали эти пилюли! Это как сказать, что вы ни разу не были в универсальном магазине, что на углу Французской улицы и Ювелирного переулка. Свободной рукой я достал из кармана банку, зубами открыл крышку и проглотил целых три штуки. Полегчало почти мгновенно. И только благодаря обезболивающему действию пилюль я смог, преодолевая отвращение, вытащить нож из руки. Слава Богам, задеты были только мягкие ткани. Тут же фонтаном брызнула алая кровь, но мне было уже как-то все равно. Я наскоро перебинтовал руку полотняной салфеткой, лежавшей тут же, на столе. Другой такой же салфеткой, ее сестрой с соседнего столика, я вытер кровь. Пятна, которые кровь оставила на скатерти, я укрыл подносиком. Вроде как ничего и не произошло. И допил кофе. Мысли в моей голове шатались, как пьяные на журфиксе. Они танцевали, эти мысли, танцевали польку. Они собирались по двое, и начинали танцевать венский вальс. Они начинали толпиться, а потом из этой толпы возникал хоровод. Из-за пилюль мне не было больно. Мне было даже немного смешно из-за общей нелепости ситуации - сидел Тео, никого не трогал, и вдруг свихнувшаяся вселенная со всей дури запустила в него ножом. Как это могло произойти? Я уже успел допить остывший кофе, как вернулся хозяин кондитерской. Он подошел к моему столику, важный и деловитый, с салфеткой, висящей на руке. Мне так хотелось спросить у него, часто ли в его кондитерской летают предметы, например, ножи. И не было ли раньше замечено всяких странностей? Но, чего доброго, он принял бы меня за идиота. Поэтому мне пришлось промолчать. - Все хорошо? - вежливо поинтересовался хозяин кондитерской. - Все отлично, - ответил я, пряча под столом перебинтованую и окровавленную руку. - Вкусный кофе. Впрочем, как всегда. - Я варю его по рецепту моей матушки, - ответил хозяин кондитерской. Я попытался изобразить самую сахарную, самую приторную из своих улыбок. Вроде получилось. Я расплатился и покинул гостеприимную кондитерскую, где едва ни лишился руки. Когда я зашел в дом и зажег газовый рожок на стене, то увидел, что настенные ходики показывают без пяти двенадцать. Первым делом прошел в ванную, чтобы промыть рану под холодной водой и забинтовать ее по-человечески. Действие пилюль все еще не ослабевало, поэтому боли я не чувствовал. Вода тут же окрасилась в ярко-алый цвет. Я перебинтовал руку и покрепче ее завязал. Странно, кровь вроде еще шла. Я думал, что бинт тут же окрасится красным. В этот момент я услышал, как ходики в гостиной пробили полночь. Из любопытства я размотал бинт. А потом осмотрел ладонь, из которой еще пять минут назад сочилась кровь. Не было крови. И не было даже намека на рану. И в тот момент, глядя на свое отражение в зеркале, я произнес фразу, которая в итоге стала пророческой. Кажется, Вселенная объявила на меня войну. Впрочем, я отвлекся. Вернемся к той июньской ночи 1883 года, когда я ехал в карете в компании очаровательной Полли, которая так хорошо разбиралась в английских поэтах прошлого столетия. Не пройдет и часа, как она влепит мне пощечину - но тссс! Не говорите пока никому!