То, о чем мы говорили в бане и предыдущей ночью с Зорием Балаяном, не было разговором на узко национальную тему. О проблемах, нами поднимаемых, тогда еще невозможно было прочитать нигде. Официальная политическая мысль не обсуждала в такой плоскости эти вопросы. Передо мной сидели люди, понимающие новую ситуацию, возникшую на их глазах, собственную, личную роль в ней. Они смело и осознанно отмечали историческую ответственность перед своим народом, что очень важно – за его будущее. И не только перед своим, но и перед другими народами нашей страны. Будущее СССР, русского народа, по нынешним временам – России, – все это неразрывно увязывалось ими с теми процессами, которые происходили в Карабахе.
[стр. 54] Виктор Кривопусков
Сегодня с улыбкой вспоминаю, что тогда в бане участники разговора обнаруживали явно разные интересы. У Роберта, Сержа, Аркадия и меня цель была понятной, и я изложил ее весьма подробно. Перед Мавреном Григоряном стояло, по-моему, не меньше трех задач: во-первых, быть все время начеку, обеспечивая безопасность и нашу с Журавлевым, и троих его армянских друзей; во-вторых, максимально не упустить суть разговора и завтра изложить присутствующим сторонам свое мнение о встрече; в-третьих, по возможности занять Журавлева, который, хотя и изображал глубокую заинтересованность и время от времени поддерживал знакомые ему темы, но все чаще нетерпеливо поглядывал на нетронутые закуски, тутовку и дверь в парилку.
Когда дошла очередь до парилки, стало ясно, что никакого жара там быть не может, лампочка над нами и та едва светила. Но, как оказалось, какой-то сердобольный человек поставил там большую кастрюлю с нагретой водой. Наверное, когда мы пришли, вода была еще горячей, но за время разговора она остыла до температуры парного молока. Нам, гостям, хозяева предоставили право первыми поплескаться. Плескались мы с Журавлевым по очереди, карауля наше оружие. Выглядело это со стороны, наверное, странновато. Но что было, то было.
Завершив в небольшой комнатке, называемой парилкой, прохладную и мокрую процедуру, мы подняли по первой – «с легким паром». Но не успели мы почувствовать желанную внутреннюю теплоту от тутовки, как из-под моей намокшей после обтирания простыни, обмотанной вокруг пояса, выскользнул родной табельный пистолет «Макаров». С грохотом, усиленным скольжением по кафельному полу, он оказался в противоположном от стола углу комнаты. Все примолкли в ожидании выстрела. Но, обошлось, выстрела не последовало! Сказать, как мне было совестно, – значит, не сказать ничего. Я встал, поднял с пола холодный пистолет и, уже не пряча, положил его на скамью рядом с собой. Все притворились, будто ничего не заметили. Пришлось мне натужно шутить и принимать независимый вид. В завершение банного ве[стр. 55] Мятежный Карабах
чера мы подняли еще по одной, пожелали друг другу успехов и условились о сотрудничестве в справедливом решении карабахских проблем.
Мое удовлетворение от встречи сменилось тревогой: а как наши собеседники доберутся до дома? На дворе ночь, комендантский час. Первый же патруль их задержит. Последствия вполне предсказуемы. Азербайджанские правоохранительные органы просто мечтали заполучить любого из них. Маврен предложил развезти наших новых знакомых по домам на машине, на которой мы приехали, служебной, обладающей пропуском за подписью самого генерала Сафонова «без досмотра». Серж и Роберт отказались от наших услуг, сослались на то, что живут почти рядом и пройдут к своим домам дворами. Попросили только довезти Аркадия Гукасяна, живущего в другом конце города. Мы так и сделали.
Разумеется, тогда мне в голову не могла придти мысль о том, что годы спустя этим молодым людям (Роберту Кочаряну и Сержу Саркисяну было по 36, а Аркадию Гукасяну – 33 года) придется нести на своих плечах тяжкий груз высших государственных должностей в Нагорном Карабахе и Армении. Но когда это случилось, я ничуть не удивился.
КАРАБАХСКИЙ ФИЛЬТРОПУНКТ
Фильтрационный пункт Района чрезвычайного положения (фильтропункт) -новинка в нашей милицейской службе. В качестве структурного подразделения органов МВД он появился впервые на территории СССР в Степанакерте именно с прибытием нашей Следственно-оперативной группы МВД СССР. Создали его для приема лиц, задержанных за нарушение Закона СССР о чрезвычайном положении. В данном случае для тех, кто занимался разжиганием межнациональной розни. На фильтропункте проводилась оперативная проверка благонадежности задержанных или подтверждалась степень их вины. Благонадежных граждан от[стр. 56] Виктор Кривопусков
пускали домой, что было чрезвычайно редко. Остальные направлялись в изоляторы временного содержания (ИВС) сроком до тридцати суток, необходимых для проведения оперативно-следственных действий.
Нам пришлось первыми в условиях чрезвычайного положения определять формы, методы и механизмы деятельности фильтропунктов в структуре военно-милицейских отношений с населением Карабаха. Учреждение фильтропунктов и организация их работы были вызваны даже не тем, что к нашему прибытию количество задерживаемых приобрело масштабные размеры, а городские и местные военные комендатуры и органы внутренних дел с этим не справлялись. Увы! Характер задержания и применения репрессивных мер к армянам (да-да, в Карабахе только к армянам!) стал угрожающе агрессивным и демонстративно неконтролируемым. Проверки паспортов у населения, войсковые операции по изъятию незаконно хранимого оружия – все это проводилось исключительно в армянских населенных пунктах, сопровождалось грубыми нарушениями законности, жестоким избиением ни в чем не повинных людей, вплоть до нанесения им настоящих увечий.
До нас в Карабахе с незначительным числом нарушителей комендантского часа разбирались местные комендатуры, а с лицами, подозреваемыми в совершении преступлений, – правоохранительные органы. К нашему прибытию в Карабах можно было отметить мощный поток операций против армян, по сути заказанных Баку, а значит, и огромное количество репрессированных. И чтобы это осталось по возможности незаметным, требовалось тщательно скрывать факты беззакония, и не только от широких масс населения, но даже и от сотрудников местной милиции. Следует отметить, что прокурорский надзор при этом отсутствовал полностью.
Карабахский фильтропункт был размещен в небольшом двухэтажном кирпичном здании, одиноко стоящем на северо-восточной степанакертской окраине. С одной стороны дорога Степанакерт – Агдам, а с другой – скалистый спуск поймы реки Тар-Тар. Здание было обнесено забором из колючей проволоки. Круглосуточно фильтро[стр. 57] Мятежный Карабах
пункт охранялся отделением автоматчиков с приданным ему бронетранспортером с крупнокалиберным пулеметом. На первом этаже стыли без отопления две длинные комнаты, они предназначались для краткосрочного содержания правонарушителей. Срок пребывания в них ограничивался временем разбора нарушений, совершенных каждым конкретным лицом. На втором этаже было три небольших комнаты. В одной размещалась охрана. Во второй, самой большой, работали дежурные сотрудники нашей группы. Они принимали задержанных лиц, вели разбор предъявляемых им правонарушений, составляли процедурные материалы. Третья служила кабинетом для начальника фильтропункта, функции которого выполнял заместитель начальника Степанакертского городского отдела внутренних дел капитан милиции Григорян.
Маврик, как звали его офицеры, за короткое время руководства необычным милицейским подразделением, зарекомендовал себя настоящим профессионалом, смелым и мужественным. Его уважали, ему доверяли, ценили за высокую порядочность. Истинный патриот своего народа, он по долгу службы, практически 24 часа в сутки, находился в предельно экстремальных ситуациях, о которых знали, я убежден, очень немногие даже из близких его сослуживцев.
Быть начальником фильтропункта значило обладать сверхсекретной информацией. Практически он был единственный из высоких армянских руководителей, допущенный без ограничения в Оргкомитет, военную комендатуру, а это значит и к Поляничко, и к генералу Сафонову. Он присутствовал на многих совещаниях, в том числе секретных. Капитан Григорян, несомненно, не мог не понимать, что постоянно находился под подозрением. Многие представители Москвы и комендатуры, а, тем более, азербайджанские руководители и сотрудники спецслужб, скорее всего, видели в нем лазутчика армянских сепаратистов.