В нашей группе всего двадцать девять выживших: трое из Техаса, включая меня, а остальные присоединились по дороге. Сьюзан из Тусона, а Мия, как и я, из Далласа. Мы ровесники, нам обоим по 18, даже учились мы в одной школе. Моей девушкой долгое время была её лучшая подруга. Полагаю, сейчас она мертва.
Я хорошо помню Мию до вируса: у нее были длинные волнистые волосы и неизменная улыбка на лице. Раньше я не обращал на неё должного внимания. Мы даже не были знакомы лично, но сейчас я вижу, что её достоинство не только в красивых глазах.
Это странно, но меня почему-то волнует необъяснимость того факта, почему Мия подстригла волосы. Раньше они доставали ей до лопаток, а сейчас её причёска была совсем короткой: раньше такие называли «прямой боб», разве что у Мии волосы были подстрижены не самым аккуратным образом, но выглядело, стоит заметить, неплохо. Это делало её старше. Так она более похожа на бойца, а не на девочку.
- И зачем ты это сделала? - негодовала Сьюзан в тот вечер, когда Доссон отсекла сантиметров пятнадцать своих волос. - Не жалко?
- Не-а, - беззаботно ответила Мия и прислонилась к стене ангара, в котором группа ночевала в ту ночь. - Мне жалко Сиршу, Поппи, Ника и всех остальных, кто заболел. Ты полагаешь, длина моих волос может улучшить качество моей жизни? Звучит глупо.
Я взъерошил рукой свои светлые, слегка кудрявые волосы. Сейчас около шести часов утра, а на привал остановились мы в два ночи. Многие до сих пор спали, в том числе и мой друг-собутыльник Зед. Сегодня он ночевал в красненькой «мазерати», которую кто-то оставил здесь - на пустыре.
«Я мечтал о такой тачке, чувак! Хочу представить, будто она принадлежит мне. Скоро мы все сдохнем, но одной моей мечте все-таки суждено сбыться!» - восклицал Зед, стоило машине появиться на горизонте.
Когда какой-нибудь неизлечимый вирус вроде Капсулы захватывает планету, начинаешь осознавать всю бесполезность материальных ценностей. Где сейчас хозяйка этой «мазерати»? Да там же, где владелец «Тойоты».
Большая часть человечества уничтожена. Возможно, мы последние люди на Земле.
Я даже не знаю точно, заражён ли я. На первой стадии чумы наблюдаются перемены в поведении - человек становится чрезмерно раздражительным, его настроение быстро меняется, он много говорит, - или наоборот, в случае, если человек всегда был разговорчив, - и вообще ведёт себя, как... В общем, он ведёт себя, как своя полная противоположность.
При этом наблюдаются озноб и лихорадка, высокая температура, слабость и ломота всего тела, жажда и тошнота. Но как отличить больного и здорового, если мы все здесь ведем себя, как сумасшедшие? Никак, пока вирус не поразит следующие участки головного мозга.
На этой стадии шарики окончательно заезжают за ролики. Человек бросается на окружающих и дерет собственную плоть. Он не помнит уже ничего. Ни себя, ни тебя. На этой стадии всё до жути отвратительно - кашель с кровью и постоянная непрерывающаяся рвота. Рвота, между прочим, тоже с кровью.
А на третьей стадии он становится настоящим зомби - начинает разлагаться, а вся его личность растворяется в теле.
Но есть кое-что, в чем я почти уверен.
Зед болен.
Я заметил это три дня назад. На его лице я наблюдал «маску чумы» - темные круги под глазами. Кроме того, за время миграции мы сильно сдружились, поэтому я хорошо знаю его. Зед был человеком доброжелательным и общительным. Его можно было читать, как открытую книгу, но последние три дня он сам не свой - жутко нервный, часто смотрит в пустоту и иногда не слышит, что я ему говорю. Его мимика стала иной: чаще всего он выглядит напуганным. Я всей своей рваной душой, если от неё конечно что-то вообще осталось, надеюсь на то, что такие изменения вызваны не чумой, а стрессом.
Следовало убить его. Нельзя полагаться на удачу и принимать желаемое за действительное. Будущее человечества за жестокостью. Если заразился он, от него заразятся и другие. Оставив его в живых, я лишь откладываю неизбежное, только с большими потерями. Но отголоски старого Джейсона не позволят мне пустить пулю в голову лучшего друга до тех пор, пока я не лишусь надежды.
До Гудзона осталось совсем немного. Если будем идти в темпе, к ночи мы уже там будем.
Я делаю это ради Лили. Она - мой якорь. Она - мой стимул идти дальше. Она - мертва.
Но она бы не хотела, чтобы я так закончил. И поэтому я буду бороться до последней капли крови.
Неожиданно Мия толкнула «К» в грудь. Тот отшатнулся, но удивленным не выглядел, как будто он этого и ждал. На вид ему легко можно дать двадцать пять, но вел «К» себя так, будто ему не меньше семидесяти. В таком возрасте многие старики смиренно ждут смерти и говорят всё напрямую.