— Спасибо. Только зря ты это. И сам могу. В партизанах всему обучился.
Варвара понимает Алеся, не перечит ему.
— Не диво, что научился. Только все равно, как я, не сделаешь. Поэтому, если надо что сшить или починить, машинка есть. Приноси. Пошью.
— У тебя и без меня забот хватает. — Алесь медлит, не уходит. — Ну а как с рыбалкой? — повернулся он к Костику.
— Я хоть завтра, только было бы с кем. Да еще вот лодку…
— Лодка у меня есть. Давай, брат, завтра в три на рассвете. Не проспишь? Возле бродка и встретимся. Часок порыбачим, а там вместе со всеми на работу.
— О, это дело! — обрадовался Костя. — Я ни за что не просплю.
Варвара глядит на них с улыбкой и думает: «Уже сговорились. А Костик совсем как взрослый…»
И ей приятно, что они так легко сговорились, что хороший сегодня день выдался. Очень хороший.
В субботу Варвара возвращалась с поля к вечеру, когда уже зашло солнце.
Хотелось побыть одной со своими мыслями, и она отстала от других женщин.
Вот уже две недели Алесь Мята в больнице. Открылась старая рана, и нужно было вновь ложиться на операцию. Целую неделю она думала о том, что в воскресенье пойдет проведать его. Ничего, казалось, особенного — обыкновенное человеческое внимание. Но когда сказала соседкам, они с усмешкой переглянулись: кому ж, мол, и проведывать его, как не ей, Варваре. Она сразу раскусила эти двусмысленные улыбочки и больше уже не заикалась о своем намерении. А действительно — почему бы ей не сходить, не навестить Алеся!
Невольно ловила себя и на другом: собственно говоря, отчего так тревожит ее это, почему сама не до конца уверена в том, что и впрямь это обычное человеческое участие, а не что другое, глубокое, затаенное?..
Войдя в дом, по привычке остановилась в дверях, вытерла ноги о половик. В хате еще стоял сыроватый запах только что вымытого пола. На столе, застеленном белой скатеркой, в кувшине букет цветов. И занавески Валя повесила новые, марлевые, подсиненные и слегка подкрахмаленные. В хате было чисто, уютно, и Варвара с благодарностью, с волнением смотрела на свою дочь, которая взбивала еще выше и так уже высокие подушки.
Подошла к девочке и, взяв в свои ее тоненькие руки, притянула к себе.
— Хозяюшка ты моя! А Костик где?
— С бабкой Матруной в хлев пошли загородку чинить. Корова в обед разворотила рогами.
И тут в хату вихрем ворвался Костик.
— Мама, ты уже дома? Смотри, какой порядок Валька навела, ступить боязно.
— Хозяева вы у меня, хозяева! — растроганно вымолвила Варвара, любуясь своим шустрым вихрастым сыном.
— Валя, собирай ужин, — приказал Костик, — а я дров притащу на завтра.
— Гулянки не пропустишь? — с упреком сказала Валя.
— Быстрей, быстрей, не тяни кота за хвост!
Мать, улыбаясь, следила за этой перепалкой. «Такие они разные и такие одинаковые. Мои дети!»
Утром, надев праздничное платье, Варвара отправилась в больницу. Ей сказали, что Алесю разрешат выйти в сад. Она присела на лавочку у беседки, обвитой диким виноградом. Скрытую за густой листвой, ее трудно было разглядеть, но сама Варвара видела всех, кто появлялся в дверях больницы.
Алесь вышел на крыльцо в коротковатом, не по росту, синем халате и мягких тапочках. В одной руке он держал костыль, другой приглаживал волосы, в которых заметно уже пробивалась седина, особенно на висках. Растерянно озирался, не находя того, кто вызвал его. Сделал шаг, опустился на ступеньку ниже. Варвара увидела, как боль исказила его лицо.
— Алесь, проведать тебя пришла, — поднялась она навстречу ему. — Не знаю, рад ли будешь… Не ждал, наверное?..
Нужно ли было задавать такой вопрос? Осунувшееся за две недели в больнице лицо Алеся смягчилось, разгладилось от нежданной радости.
— Что не ждал, так не ждал. А что пришла, не знаю, как и благодарить.
— Надумала и пришла. Всю неделю собиралась, да сам знаешь, на минутку не вырвешься. Вот клубника, в больнице ее не отведаешь…
— Спасибо, Варечка, только зачем ты?
— Да садись ты, не стой, трудно же. Вот сюда, в тенёк.
— Расскажи, какие там у вас новости. Кажется, год не был. Позавчера приходили Зима Петрусь и Луговой Иван. Можно сказать, совещание провели здесь.
— Ясно, бригадиры и председатель. Что ж они сказали? Зима — тот слезу пустил небось: бригаду его обидели, две косилки дали в Варварину, а ему одну.
— И это было, — засмеялся Алесь. — Есть такой грех за ним, прибедняется.
— Так я и знала. Он из меня душу вынул за косилку эту. Всегда ему кажется, что обидели, что у других все лучше. Расскажи, как твои дела, будет операция или так обойдется?