— Суди меня как хочешь, только… не вычеркивай из сердца Маринки. Я все сделаю, чтобы ей жилось хорошо, чтобы она не знала трудностей.
У Даши взорвалась гордость. Его поведение, его слова были непростительны.
— За дочь можешь не волноваться. Она остается с матерью.
Даше было тогда двадцать семь лет. Три года назад, окончив факультет журналистики, она сразу же пошла в газету. Все, казалось, было у нее: молодость, лучший на свете муж, трехлетняя баловница дочурка, работа, захватившая целиком. Чего еще можно желать!
И вот словно ножку подставили этой ее жизни, в одну минуту все рухнуло, рассыпалось.
Они долго молчали. Первой заговорила Даша:
— Сейчас соберу твои вещи.
Подошла к шкафу и, открыв его, сняла с вешалки костюмы, сложила рубашки, белье… Все это делала механически, стараясь не думать, не смотреть в его сторону.
Дверь за Андреем закрылась. Как и обычно, только на один поворот ключа.
…Маринка уже спит. В квартире чисто, уютно — садись за стол и пиши. Начинай, зачеркивай десятки и десятки строк, кажущиеся тебе неудачными, одну за другой откладывай недописанные страницы — ищи начало, такое необходимое для твоей статьи или очерка, которое никак не дается в руки, не ложится на бумагу. А найдешь — и не заметишь, как время пролетит, сколько исписанных листков отложит в сторону торопливая рука, боясь опоздать, не поспеть за мыслью… А потом раздастся в коридоре звонок, и какое счастье протянуть свои руки навстречу другим — сильным, родным, теплым.
Только раз повернуть ключ… Даша машинально заперла дверь и вошла в комнату. Разбросанные на столе и на полу бумаги, раскрытый шкаф, только что начатая и забытая пачка «Казбека» — все это вернуло ее к действительности.
«Ушел. Насовсем, навсегда ушел…» Она припала лицом к спинке дивана.
И теперь, вытирая Маринкины слезы, целуя ее золотистую головку, Даша первый раз за все время их разрыва с Андреем задумалась: а правильно ли она поступила, запретив ему встречи с дочкой? Но так и не смогла себе ответить.
Сразу же из больницы Даша поехала в редакцию. Надо было рассказать о командировке и сдать материал, который сделала еще на месте, а потом срочно засесть за очерк в очередной номер. Домой она возвратилась только в девять вечера.
Переоделась в простенькое, домашнее платьице и, немного уже освоившись с тем, что свалилось на нее, зашла к Вороновым, чтобы поподробнее разузнать, как тут все происходило.
— А вот и Даша, я собиралась пойти за тобой, с нами вместе поужинать, — обрадовалась Галина Васильевна. — Как там, в порядке у Маринки?
Даша окинула взглядом сидящих за столом и чуть дольше задержалась на высоком человеке в военной форме, который встал, чтобы поздороваться с нею.
— Познакомьтесь. Это мой брат, Платон Иванович Лагода, а это Петровская Дарья Петровна, наша добрая соседка, — объяснил Воронов.
Даша протянула руку Лагоде.
Непосредственная, веселая и остроумная с близкими людьми, в присутствии посторонних Даша обычно замыкалась в себе, больше помалкивала и казалась мрачноватой, совсем не такой, какой была на самом деле. Зная это за ней, Воронова постаралась втянуть Дашу в беседу.
— Я пойду ужин готовить, а ты, Даша, накрой на стол, — попросила она, — потом расскажешь нам про Маринку.
— Пожалуйста, — охотно согласилась Даша.
Лагода не отводил от нее глаз. Он сразу сообразил, кто перед ним, и обрадовался контрасту между тем, какой представлял он себе эту женщину, и той, какой оказалась Даша.
Еще при первом знакомстве с Маринкой Лагода подумал: а какая же у нее мать? Она почему-то виделась ему скромной, незаметной, угнетенной своей несложившейся жизнью.
— Как вы думаете, Иван Васильевич, не забракует ваша жена мою работу? — расставляя посуду, обратилась к Воронову Даша.
— Жена — не знаю, а я так забраковал. Не вижу на столе главного.
— В переводе на язык хозяина означает — живительной влаги. За это я не отвечаю, — усмехнулась Даша и встретила взгляд Лагоды.
Как ее красила улыбка!
И не сказал бы, что красива. Но когда Даша смеялась, смеялось все ее лицо, каждая ее черточка: свежие полные губы и особенно глаза — темные, живые, всегда немножко грустные.
Даша была среднего роста. Прямая, с легкой походкой и чуть закинутой вверх головой. Волосы свои она, как ни пыталась, не смогла приучить, и они свободно падали на плечи. Это делало ее моложе.
— Как Маринка? — подвигая Даше кресло, когда она все уже расставила на столе, обратился к ней Лагода.
— Маринка? Спасибо, ей получше. — Поблагодарила и удивилась: откуда он ее знает? И в свою очередь спросила: — Вы уже познакомились?