— Раз Грачновский не против — уже легче.
— Да нет, он, конечно, против. Считает, что ты дурак и лезешь в его огород… Но он мужик грамотный, понимает: личные счета — дело святое. Пусть, говорит, амбиции служат людям.
— А я начальство избытком информации расстраивать не буду, — вмешался в разговор представитель госбезопасности, — сам помогу, чем могу…
— Петрович, какая уж тут от твоих помощь лишь бы не посадили…
— Что вы все… Надоело, в конце концов.
— Не обижайся, Петрович. Пойми — мы с Груздевым с доперестроечных времен работаем — и Андропова помним, и Федорчука вашего. Те три года… Что ни день — оперов брали, милиционеров, костяк окопный. Большинство ведь зазря сажали, для плана и «в свете новых веяний» — кто сажал? Ваши, суки… Извини. Про начальство не говорю — я их дел тогда не знал, но те хоть работу волокли. Сменил их кто? «Укрепили» милицию партейцами-алкашами и из ваших — кем побестолковее. Хорошего опера кто отдаст? Трудно нам сейчас Комитету поверить…
— Тем более — полюбить.
— Так точно. Хотя лично ты — мужик мировой. И еще я с полдюжины сыщиков в вашей системе знаю, но скажут завтра опять ментов сажать — вы же этим и займетесь.
— Идите вы… Нашли на кого наезжать. Не ожидал от тебя, Виноградов…
— Бывает, необходимо дать возможность эмоциям взять верх над рассудком…
— Чаще всего из этого получается глупость.
— Знаешь, а иногда — подвиг. — Собеседники уже оделись, и Виноградов возился с замком.
«Дежурный» таксист — один из постоянно кормившихся «на отстое» у Морвокзала — с шутками и прибаутками домчал их до ближайшей станции метро бесплатно: он работал на аренде и мог, не нанося ущерба государству, позволить себе подобный знак уважения.
Разговор с Володиным не получился.
Собственно, на абсолютную искренность этого человека Виноградов и не рассчитывал, однако учитывая ряд обстоятельств… Они были знакомы уже почти год, и, несмотря на различие в социальном положении, взглядах на жизнь, внешнем облике, наконец между ними за этот период образовалась незримая, но явственная общность — сродни той, которая возникает при длительной позиционной войне между окопными командирами противостоящих подразделений. Обмениваясь пулеметными очередями, допрашивая пленных, перехватывая друг у друга клочок нейтральной территории, они через некоторое время начинали — судя по воспоминаниям участников первой мировой войны — чувствовать противника и уважать его. Что, впрочем, у настоящих профессионалов на качестве выполняемого ратного труда не сказывалось.
Виноградов, безусловно, кривил душой, характеризуя Володина как простого шофера и охранника. Михаил Володин в социальной иерархии преступного мира занимал то же положение, что и Владимир Александрович в милиции, — он был бригадиром в команде рэкетиров, контролировавшей Морской вокзал. И проблемы ему приходилось решать аналогичные: дисциплина личного состава, отчетность — правда, денежная — перед вышестоящим начальством, транспорт, связь… Раза три Виноградову удавалось, особенно поначалу, получать более или менее значимые показания от обложенных «оброком» проституток, фарцовщиков, ресторанных халдеев, но в последний момент их либо оказывалось недостаточно для прокуратуры, либо крайним оказывался кто-нибудь из рядовых бойцов.
Володин — в прошлом мастер спорта по боксу, бывший офицер спецназа морской пехоты, обладавший, наряду с исключительной храбростью и беспощадностью, еще и яростным честолюбием, был вынужден довольствоваться в общем незначительным постом. Путь в авторитеты ему заказан — в современном, компьютеризованном и американизированном преступном мире еще сильны отголоски «воровского закона» — человек, в сознательном возрасте сотрудничавший с Властью, навсегда запятнал себя. Сосуществуя на одном объекте, Виноградов и Володин, естественно, часто встречались, иногда даже ели за одним столом — причем каждый платил за себя… Это производило неплохое впечатление на подучетный контингент — спекулянтов, валютчиков и путанок и отвратительное — на непосредственное начальство с обеих сторон баррикад. Так и жили, ценя жесты доброй воли со стороны друг друга. Володинцы с жестоким боем вышибли с вокзала воров-карманников, еще недавно превращавших в кошмар жизнь иностранцев, отрегулировали количество мажоров на привокзальной площади, отсеяли запойных и нечестных проституток, наладили порядок, искоренив драки и дебоши в ресторане — обеспечив и тем, и другим, и третьим защиту и покровительство от «чужих» рэкетиров и просто бандитов. А Виноградов взамен, как это ни странно, всего-навсего честно делал свое дело — не брал взяток и не устраивал беспредела.