Восьмая умолкла, переводя дыхание.
— А! — огорченно протянул Мартин.
— Мне очень жаль, дядя Мартин.
— И она мне даже ничего не передала? — Он чувствовал себя таким несчастным.
— Передала свои наилучшие пожелания.
— Ну что же, очень мило с ее стороны, — вздохнул Мартин.
— Давай-ка беги домой, — посоветовал Паг Восьмой. — Да смотри, поосторожнее там.
— Да, мистер Паг. Спасибо, что подвезли.
И она шмыгнула в темноту.
— Но, папа, ты же знаешь, где Друзилла и ее семья, — повернулся Мартин к отцу. — Ты же следил за Восьмой и должен был все видеть.
— Да, знаю. Но не скажу. Я тебе помогал все это время, но теперь тебе пора забыть эту глупость — держать мышей как домашних любимцев. Ты же слышал, что сказала Друзилла: свобода для нее дороже всего. Пусть люди держат у себя разных животных — вроде тех же кроликов, которые никогда не знали другой жизни. Но держать взаперти дикое животное вроде мыши — это неправильно. Подумай, какой ты счастливый, что можешь идти куда захочешь и делать что хочешь.
— Но я же не дикий!
— Все кошки в глубине души дикие, сынок. Многим повезло, особенно фермерским котам вроде нас, но некоторые городские кошки живут ничуть не лучше, чем в тюрьме. Все время сидят дома взаперти. Может, с ними и хорошо обращаются, кормят досыта, ухаживают за ними. И все же они такие же узники, как и эти кролики. Ты даже не понимаешь, какие мы счастливые. А что, если какие-то люди приедут сюда из города, чтобы купить экологически чистых яиц?
— Ну и что?
— А вдруг они заодно купят и экологически чистого котенка? И заберут с собой? Ты только представь, — продолжал Паг, — этот котенок, который привык делать, что хочет, и идти, куда захочет, привык жить за городом на свежем воздухе — и вдруг становится городским котом? Целый день он сидит запертый в доме, а то и в маленькой тесной квартирке на верхнем этаже дома, далеко-далеко от земли. Он больше не экологически чистый котенок. Он уже не может свободно гулять по лесам и полям. Не может даже вырыть себе ямку в мягкой клумбе — ему приходится пользоваться грязным корытцем... Он просто домашний любимец (эти слова Паг буквально выплюнул), запертый в тюрьме, возможно, принадлежащий какой-нибудь отвратительной девчонке, которая вечно таскает его на руках, тискает, целует слюнявым ртом. Да еще и повязывает на шею голубой шелковый бант!
— Ох, папа! — испугался Мартин. — Ты, наверно, шутишь!
Глава четырнадцатая Побег
«Нет, это не шутка», — думал Мартин, безуспешно пытаясь задней лапой содрать с шеи шелковый бант.
Правда, бант желтый и повязанный не маленькой девочкой, а весьма крупной дамой, но в остальном все было очень похоже на то, о чем говорил Паг.
Несколько человек приехали на ферму на уикэнд, чтобы купить свежего молока и яиц, а Мартин (ну как можно быть таким бестолковым, сердито думал он) бродил среди них, мечтая о своей ненаглядной Друзилле и совершенно забыв о предупреждении отца.
Вдруг его схватила чья-то рука, и он оказался крепко прижат к пышной груди какой-то дамы.
— Какая прелестная киска! — воскликнула она и повернулась к жене фермера. — Вы же не откажетесь ее продать, правда? Она такая хорошенькая! Я влюбилась в нее с первого взгляда!
— Ну я даже не знаю... — растерялась фермерша.
— И к тому же это не она, а он, — бросила дочка фермера тем презрительным тоном, которым деревенские жители разговаривают с горожанами, не способными отличить корову от быка.
— Да еще отлично ловит мышей, — добавил фермер. — Я тут видел его с большой мышью в зубах.
— О боже! — испугалась дама. — Нет-нет, у нас нет мышей. — В ее голосе звучало презрение городского человека к этим деревенщинам, которые не могут даже содержать свой дом в чистоте. — Он мне нужен просто как домашний любимец.
Конечно, Мартин ничего не понял из этого разговора. Он только видел, что дама достала пять фунтов, а жена фермера — коробку. Потом она засунула его в коробку и закрыла крышку.
***«Нет, все-таки я не должен был быть таким бестолковым, — думал Мартин, не оставляя попыток избавиться от желтого банта. — Папа сказал бы: „Я же тебя предупреждал!"». Из окна квартиры на четвертом этаже несчастный котенок смотрел на улицу далеко внизу, на бесконечные линии домов и жалобно мяукал при мысли, что может никогда больше не увидеть отца. Или мать. Он был бы рад увидеть даже Робина или Ларк.
Мартин осмотрел комнату. Хотя и гораздо роскошнее, она была для него точно такой же тюрьмой, как старая ванна для Друзиллы. Он смотрел на удобные кресла, на подушках которых ему нельзя топтаться, а обивку царапать; на тяжелые занавеси, по которым нельзя лазать; на пушистый палевый ковер во весь пол, который ни в коем случае нельзя пачкать (это он и сам понимал, будучи от природы очень чистоплотным котом). В углу, как и предсказывал Паг, стояло корытце, которым ему приходилось пользоваться в качестве туалета. Он посмотрел на закрытую дверь. Раза два ему удалось проскользнуть в нее, но там оказались только другие комнаты с другими дверями. И окно тоже было закрыто и заперто. Все пути к свободе отрезаны.