Присоединение территории
Настали у нашего человека славные времена. Не то чтобы годы урожайные были, или водка в магазине подешевела, просто расширилась территория государства.
В общем, опуская детали и мелочи, радость неописуемая. Народ ликует, некоторые даже утирают слёзы счастья, потому что это же ведь действительно очуметь можно как прекрасно. Ни одного отрицательного отзыва даже среди пессимистов и близких по духу собутыльников. Любим мы символы различные и пафос – всеобщая стопроцентная радость. На работе тоже праздник, прямо-таки вырывается из кабинетов, через филёнчатые двери. Отжали! Наш! Наш-наш…
От эмоций работать стало совсем некогда, одни разговоры и восторженные речи.
Руководство в честь такого события, чтобы закрепить свою солидарность с великим многократным начальством, рекомендовало скинуться всем служащим по дневному заработку в поддержку новоиспечённого региона. Процент добровольных пожертвований должен быть не менее 100, чтобы не портить отчётность. Предполагалось направить отчёт «мы все за» куда-то наверх. Это важное мероприятие для чиновника. Каждый жест государственного лидера должен быть поддержан и подкреплён действиями на бумаге.
Опять оказался Я в неудобном положении из-за своей несогласности с естественным ходом вещей. Моё мнение на сей раз не только расходилось с генеральной линией, но и не согласовывалось с настроениями в коллективе. Мало того за мной по пятам ходил бухгалтер, так ещё и самые близкие по работе люди искренне не понимали. НароТ с любопытством расспрашивал о мотивах моей позиции. Тебе что, грошей жалко для такого благородного дела? – восклицали они.
Какие бы Я комбинации слов не использовал, в ответ мне строили лица, полные отвращения. Сначала пытался что-то объяснить, потом понял, что все это не стоит и яйца выеденного. Ну их к чёрту.
Деньги с зарплат вычли в первый же день события, и отчётная бумага ушла далеко-далеко. Дело сделано, а вся возня, что сейчас происходит – это формальная защита бухгалтерии нашими «добровольными заявлениями» на пожертвования. После бухгалтерии ко мне один за другим ходило начальство, и как бы намекало. Своими действиями Я не только ерепенился, но и ставил в неудобное положение их. Моя молчанка, как оказалось, была единственным случаем на весь орган власти: 1/150. Заявления написали даже те, кто находился в отпуске, вдалеке от событий.
Не люблю, когда ко мне лазают в карман, причем делают это даже не опосредованно, а беспардонно, с нажимом лишь на гражданскую сознательность. Мартин Лютер считал, что Католическая церковь пропустит сколько-угодно напастей на любую из заповедей, но не потерпит ни малейшей попытки покушения на свой доход. Как же Я солидарен с Католической церковью: куда не шло скрепя душу обслуживать ложь в качестве работы, но оплачивать её своими пречистыми, тем более для чьей-то карьеры – перебор. У подпевал из Аппарата Правительства в арсенале множество способов обеспечить себе хорошую репутацию за мой счёт…
В самый накал страстей, по случившейся «удаче», подошел период моего отпуска, чем Я и воспользовался. Временно спрятался от всего этого безумия. Поборы, как выяснилось, продолжились т.к. Новая внешняя политика спровоцировала различные государственные конфликты с множеством беженцев, а новоиспеченному региону того первого транша как-то не хватило. (Мне бы на месте их, кстати, тоже не хватило). Ещё, кроме всего прочего, внезапно затопило Дальневосточный край, – что тоже не бесплатно.
По возвращении из отпуска коллективное разумное уже начало зарождаться. Недовольство в отношении моей персоны перестало выражаться в виде подколочек и полунамёков. Добровольные вычеты из зарплат стали уже ощущаться, они не казались «грошами» на фоне всеобщей эйфории. Платежи продолжались, но делались они теперь не с радостью, а с каким-то роптанием. Меня, как оказалось, «никто не осуждал и не думал этого делать, а даже с самого начала поддерживали!» (во как). С подобных намёков следовало, что было б неплохо отстаивать на не только свою позицию, но и их тоже. Мы все вместе! Сплотимся и поддержим…
Поддержка предполагалась моральной и на тайной основе, что нельзя не считать надёжным бастионом.
… и народ наивно полагает, что сможет разрешить свои теперь уже несогласия с руководством моими руками. Тоже нашли знаменосца.
В этом месте надо сделать ремарочку, чтобы пояснить мотивы моих действий от самого начала. Дело в том, что на период событий уже ни что не могло ухудшить наших «дружеских» отношений с руководством, поэтому держался Я особнячком и никому в рот не заглядывал. Как говорится, не страшен мокрому дождь. Пасовать перед ублюдками тем более не хотелось, потому что это бы только укрепило их психологически. А доставлять удовольствие своим «доброжелателям» счёл слишком большой честью.