Правда, иногда необычная графика может привести к недоразумениям. Так, шутливое стихотворение «Мне изюм || Нейдет на ум, || Цуккерброд || Не лезет в рот…» (II, 38) может показаться небывалым у Пушкина смешением 2-стопных хорея и ямба. Следующие строки показывают, что это просто 4-стопный хорей, расчлененный для выделения внутренней рифмы; в альбомных стихах, не предназначенных для публикации, поэт мог позволить себе такую шутку {Томашевский, 25}. Внешне сходно, но уже иначе построен «Марш Буденного» Асеева (V, 24): урегулированное чередование 3-стопного хорея с дактилической рифмой и 3-стопного ямба с мужской, т. е. урегулированный 2-сложник с переменной анакрузой. Но такая пара может сливаться в 7-стопный хорей с внутренней рифмой (здесь возможны оба определения). Редкий чистый 2-сложник с переменной анакрузой — «Папиросники» Есенина (V, 65); в них не все стихи можно слить в пары.
Возникает вопрос, имеют ли метры и конкретные размеры какие-либо связи с содержанием стихотворных произведений? Несомненно, непосредственной связи с темой, предметным содержанием, нет и быть не может, за исключением очень редких случаев звукоподражаний: маршевых ритмов и т. п. Речь может идти только об экспрессивных ореолах размеров, и то весьма относительных. Нередко, к сожалению, встречающиеся в литературе упоминания об «унылых» анапестах, «веселых» или «игривых» хореях и пр. опровергаются очень просто: достаточно указать на ряд стихотворений, написанных одним и тем же размером и самых различных по жанру, теме, настроению (см., например, 4-стопный хорей. I, 2, 11, 33, 38, 41; II, 21, 51, 65, 67, 75; III, 40, 54, 57, 66, 69). Но некоторые закономерности уловить все же можно. Длинные (многосложные) размеры обычно передают речь замедленную, более торжественную — таковы гекзаметры, 6-стопные ямбы, 5-стопные 3-сложники. Короткие размеры (2- и 3-стопные 2-сложники и 2-стопные 3-сложники) — это обычно стихи легкие или комические (II, 7, 34, 94; V, 87). Размеры средние (4-стопный ямб, 4-стопный хорей, 3-стопные 3-сложники), совпадающие с средней длиной русской синтагмы, т. е. обособленного интонационного отрезка фразы в 7–9 слогов, стали уже в XIX в. поистине универсальными: ими писали на любые темы и во всех жанрах (особенно это относится к самому распространенному размеру русской поэзии — 4-стопному ямбу). Такие размеры сами по себе экспрессивно нейтральны.
Но обычное не есть обязательное. 2-стопные ямбы и хореи Полежаева звучат трагически (II, 71, 72); экспрессия определяется прежде всего содержанием стихотворений.
Однако литературная традиция может как бы прикрепить тот или иной размер к определенной теме или жанру. Тогда сам ритм вызывает привычные жанровые, тематические и, в особенности, экспрессивные ассоциации.
Так, в XVIII в. 6-стопный ямб со смежной рифмовкой и чередованием мужских и женских пар, так называемый александрийский стих, был первоначально «героическим» размером высокой поэмы и трагедии, а 4-стопный ямб — одическим; но оба размера вскоре стали универсальными. Начиная с А. П. Сумарокова, вольный ямб стал басенным стихом (I, 20), хотя им изредка писали даже оды (I, 17); И. А. Крылов этим размером написал все басни (см., напр., II, 1, 2, 3), кроме одной («Стрекоза и муравей» — 4-стопный хорей). Басни Д. Бедного (V, 1, 2) и С. Михалкова тоже написаны вольным ямбом.
Очень устойчив экспрессивный ореол 3-стопного пеона III мужского, со смежной рифмовкой, реже белого. Начиная с Сумарокова, им писали в жанре подражания народной протяжной песне, в которой девушка или женщина (реже мужчина) изливали любовные страдания. Приведем ряд примеров, чтобы показать, как сходно звучат стихи в сходной теме на протяжении двух столетий: «Не грусти, мой свет, мне грустно и самой, || Что давно я не видалася с тобой…» (А. П. Сумароков, 1770; I, 23); «Что не девица во тереме своем || Заплетает русы кудри серебром…» (А. Ф. Мерзляков, 1805); «Скучно, девушки, весною жить одной; || Не с кем сладко побеседовать младой…» (А. А. Дельвиг, 1824); «..Делу ноченьку мне спать было невмочь, || Раскрасавец барин снился мне всю ночь…» (Е. П. Гребенка, 1841; II, 102); «Зашумели над затоном тростники. || Плачет девушка-царевна у реки…» (С. А. Есенин, 1914; V, 59); «…Буду плакать, буду суженого звать, || Буду слезы на порошу проливать…» (А. А. Сурков, 1930; V, 93).