Брожу по улицам. Любуюсь, понятно, Кремлем. Взобрался на звонницу. Кинул окрест взор. Хорошо! Катит свои волны легендарный Волхов. Вдалеке золотой чешуей на солнце сверкает Ильмень, именно в этом озере много чего добыл отважный Садко.
В отеле «Варяг» привел себя в порядок. Тщательно побрился и почистил с двух сторон зубы. Попросил коридорную бабушку выгладить аргентинский костюм с искрой и нагуталинить чешские штиблеты. И вечером направился в ресторан «Французский поцелуй». Он еще утром заинтриговал меня своим названием.
Захожу в сумрачные покои кабачка. Ничего французского! Тянет почему-то дерюгой, дегтем. По стенам живописно развешены снопы спелой пшеницы, серпы и косы. Просто какая-то изба зажиточного крестьянина, а не французский поцелуй.
Заказал себе бутылку «Бордо», орешки фундук. Сижу, медитативно неспешно покуриваю «Camel», приглядываюсь вокруг.
И тут примечаю одну странную особенность аудитории. В зале сидят сплошь фемины. Все высокие, статные, с зазывными формами. Округлость линий поразительная! Взгляд какой-то тоскующий, даже рыскающий. И все тотально пялятся именно на меня. И не мудрено. Я тут единственная мужская особь.
Тоже начинаю приглядываться. Экий колумбарий! Тьфу, розарий… Внутренне облизываюсь. Черные колготки на мускулистых и нежных ногах. Яростный томный блеск глаз из-под тени ресниц. И т. д., и т. п. и прочее.
Подзываю пальцем официантку в платьице-мини, с русой косой до лепных ягодиц. Спрашиваю, мол, что такое? Где мужики?
Девушка горько усмехнулась. Оказалось, все мужские особи после кризиса уехали на заработки. В Москву, да в Питер. Местное жалование — с гулькин хрен. Или и того горазд меньше. Поэтому новгородки по вечерам, как на рыбную путину, идут в рестораны ловить мужиков.
Я приподнимаю соболиные брови. Навожу справку. А на какие деньги они тянут недешевое винцо, да грызут орехи фундук?
Русокосая откликается лапидарно: финансы высылают из столиц мужья.
Тут я совсем свирепею. А как же десять Нагорных заповедей? Клятва на Воробьевых горах? Но вовремя беру себя в руки.
Объявляют первый номер танцевальной программы. Название цепляет — «Пещерные люди». На подиум, почти в неглиже, выскакивают три девы. Из одежи только разлохмаченная дерюга прикрывающая грудь, да сокровенность на локоток пониже.
Грянули доисторические горны и тамтамы. Барышни кинулись в пляс, будто в бой. Движения подчеркнуто сексуальны. Да и одежды, повторюсь, почти нет. Особенно меня возбудила блондиночка с ямочками на щеках. Пляшет прямо со мной. То грудью потрясет перед моим носом, то повернется попой, не прекращая вакхального танца.
Спиной чую энергетическую волну. Оглядываюсь. И вижу, что все взоры упрямо сосредоточены не на пещерных девах, а именно на мне. И взоры укоряющие, почти с ненавистью. Дескать, зачем тебе эти лахудры в тряпье, когда мы тут в дорогущих колготках, в браслетах, с татуировками в самых потаенных местах.
Мне стало жутко. С чем бы эту жуть сравнить? Да вот! Охотник, скажем, отправился в лес добыть зайца. И вдруг на него табуном вылетает целое полчище косых. И каких? Саблезубых! Глаза красные, длинные уши прядут. Да ну их на фиг! Зайцев этих…
Тихо, бочком, по стенке сбегаю из ресторана. Нет, это не французский поцелуй, а поцелуй Вельзевула.
Следующим утром меланхолично брожу по песчаному пляжу. Волхов, опять же, Ильмень. И тут же памятник. Какому-то варягу на коне. Может, самому Садко. Не знаю… Все из меди. Металл от влажного воздуха побурел, позеленел. Лишь только огромные детородные причиндалы скакуна горят огнем. Кто-то их хорошенько натер. Наждачкой? Содой? Да какая разница! Главное, кто это сделал? Не эти ли тоскующие дамочки, ждущие своего Садко, то бишь, богатого гостя? Недаром это скульптурное произведение в народе назвали — «Конь с яйцами».
Вечером самым срочным поездом отбыл в Златоглавую.
Как хотите! Лозунг «шерше ля фам» — я приветствую. Призыв «ищите мужика» — не про меня.
Личная борьба с коррупцией
Известно, что еще поэт Барков, а потом и Александр Сергеевич Пушкин писали: «Ничего нет более увлекательного в России, нежели неустанная и кропотливая борьба с этим хроническим общественным недугом». При этом поэт Барков не раз говорил поэту Пушкину: «Начинайте с утра, Александр Сергеевич».