Стало быть, для Кепгена андрогином является не только Христос, но и Церковь, — замечательный вывод, логичность которого нельзя отрицать. Следствием этого являются особое ударение на бисексуальности и на особой тождественности Церкви с Христом, которая основана также на доктрине corpus mysticum. Это, несомненно, делает ненужным брак Агнца, ибо у андрогина "есть все, что ему нужно"[1671], и он уже является complexio oppositorum. В этой связи как не вспомнить фрагмент из египетского Евангелия, цитируемый Климентием Александрийским: "Когда ты растоптал одеж-ды позора, и когда двое стали одним, и мужчина соединившийся с женщиной - это не мужчина, и не женщина"[1672].
529 Кепген предваряет свою книгу посвящением и эпиграфом. Первое гласит: "Renatis praedestinatione" (Тем, кому предопределено родиться заново), а второй представляет собой отрывок из Евангелия от Иоанна 14:12: "Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит". В посвящении слышится отзвук мотива предопределенности, в которую автор верил, как в нее верили алхимики. Ибо Мориенус сказал об алхимии:
Бог дарует эту божественную и чистую науку своим верным слугам, то есть тем, кому природа с самого начала решила ее доверить. Ибо эта вещь не может быть ни чем иным, как даром высшего Бога, который являет и передает ее по своей воле тем, кого он считает своими верными слугами. Ибо Господь выбирает из своих слуг тех, кого хочет, и заставляет их искать этого божественного знания, которое скрыто от человека, а Найдя его, хранить при себе[1673] .
Дорн говорит примерно то же самое: "Ибо после многих лет, Многих усилий, долгой учебы, отчаянно стучащим[1674], усердно молящимся и прилежно исследующим иногда открывается, что только некоторые из них избраны"[1675].
Эпиграф взят из четырнадцатой главы от Иоанна, в которой Христос учит, что каждый, кто видит его, видит Отца. Он в Отце, а Отец — в нем. Ученики — в нем, а он — в учениках, злее того, им будет послан Святой Дух в качестве Утешителя, они сделают больше, чем сделает он. В этой четырнадцатой главе поднимается вопрос, который будет громко звучать в течении всех последующих веков: проблема Святого Духа, который останется, когда уйдет Христос, и который активизирует толкование божественного и человеческого до такой степени, чтобы мы справедливо можем говорить о "христосификации" учеников. Христианские мистик'и возвращались к этому тождеству так часто, что дело доходило до стигматизации. Только мистики привносят творчество в религию. Вероятно, именно поэтому они могут ощущать присутствие и результат деятельности Святого Духа, и поэтому они ближе к ощущению братства во Христе.
531 Кепген мыслит в том же самом направлении, что следует из его посвящения и эпиграфа. Нетрудно догадаться, что происходит, когда из четырнадцатой главы Евангелия от Иоанна делается логический вывод: opus Christi передается индивиду. В результате он становится носителем тайны, и это развитие было бессознательно предвосхищено в алхимии, которая несла на себе явные признаки превращения в религию Святого Духа и Sapeintia Dei Точка зрения Кепгена — это творческий мистицизм, который всегда был критически настроен но отношению к Церкви. Хотя Кепген и не высказывается прямо в этом смысле, его позиция косвенно проявляется в содержании его книги, в которой он упрямо настаивает на углублении и расширении догматических идей. Поскольку свои выводы он делает абсолютно осознанно, он не слишком далеко выходит за рамки, установленные Церковью, в то время как алхимики в силу неосознанности своих действий, наивного отказа от глубоких размышлений и отсутствия такого сдерживающего фактора, как интеллектуальная ответственность, пошли в своем символизме гораздо дальше. Но и для Кепгена, и для алхимиков исходной точкой была воспроизводящая, несущая откровение работа Святого Духа, который есть "ветер, летящий туда, куда ему хочется", и который от своей работы переходит к "работе, еще большей, чем эта". Творческий мистик всегда раздражал Церковь, но зато ему мы обязаны лучшим, что есть в человечестве[1676].
9. REGINA
532 В ходе нашего толкования мы так часто встречались с образом Царицы, что нам осталось добавить только несколько слов о ней. Мы уже знаем, что будучи Луной, она является архетипическим спутником Солнца. Вместе они образуют классическую алхимическую сизигию, символизирующую, с одной стороны, золото и серебро, или что-то в этом роде[1677] , а с другой - божественную пару, описанную в Aurora Consurgens:
1671
Senior,
1673
"De transmut. metallica",
1674
"Ибо первый Глава алхимиков говорит: Стучите и отворят вам". (Евангелие от Матфея 7:7). "Phys. Trismegisti",
1675
Ibid. Eleazar
1676
Я могу только согласиться с Олдосом Хаксли, когда он пишет в своем "Сером кардинале" (Grey Eminence) [1943]: "К концу семнадцатого века мистицизм утратил свое былое значение в христианстве и был почти-что мертв. "Хорошо, ну и что из этого" — может спросить кто-нибудь. "Почему бы ему не умереть? Какая от него живого польза?" Ответить на эти вопросы можно так: когда умирает воображение, исчезает и человек; и если те, кто является солью земли, утратят свои качества, то ничто не сможет защитить землю от микробов, ничто не сможет предотвратить ее полного разложения. Мистики — это отверстия, сквозь которые капельки знания о реальности просачиваются в нашу человеческую вселенную невежества и иллюзий. Мир, абсолютно лишенный мистики, был бы абсолютно слепым и безумным миром", (р. 98) "В мире, населенном теми, кого теологи называют необращенными или природными людьми, церковь и государство скорее всего никогда не смогут стать значительно лучше тех хороших государств и церквей, память о которых сохранила история. До тех пор, пока большинство членов общества не решат стать теоцентрическими святыми, оно не может быть улучшено в сколько-нибудь значительной степени. Тем временем те немногочисленные теоцентрические святые, которые существуют в любой конкретный момент, способны в незначительной степени ослабить действие яда, которые общество вырабатывает в себе в ходе своей политической и экономической деятельности. Выражаясь языком Евангелия, можно сказать, что теоцентрические святые — это соль, которая предохраняет социальный мир от необратимого разложения". (р. 296).
1677
Hoghelande