740 Я не могу здесь описать процесс самопознания во всех подробностях. Но если читатель хочет иметь о нем некоторое представление, я бы привлек его внимание к большому разнообразию инфантильных предположений и привязанностей, которые играют большую роль не только в психопатологии, но и в так называемой нормальной жизни, и которые являются причиной бесконечных осложнений в любой сфере человеческой жизни. Выдающееся достижение Фрейда в этой области страдает только тем недостатком, что под действием озарения была преждевременно выведена теория, которая тогда была использована, как критерий самопознания: проекции признавались таковыми и исправлялись только в том случае, если они считались соответствующими известным инфантильным фантазиям. О том, что существует немало других разновидностей иллюзии, в литературе практически ничего не говорилось, и именно по этой причине. Как мы видим из работ Дорна, есть много очень важных вещей, существование которых считается само собой разумеющимися, но которых на самом деле не существует; например, предположение алхимиков, что определенные субстанции обладают магическими свойствами, на деле было проекцией фантазии. Однако, прогрессивное исправление этих проекций подводит нас к границе, которую поначалу нельзя пересечь. Как правило, эта граница проведена духом данного конкретного времени с его специфической концепцией истины, а также характерным для данного времени состоянием научного знания.
741 Самопознание — это приключение, которое неожиданно заходит очень далеко. Даже от умеренно глубокого знакомства с "тенью" может приключиться большое смятение и потемнеть в голове, поскольку оно создает личные проблемы, о которых человек до того даже и не подозревал. Только по этой причине мы можем понять, почему алхимики называли свое nigredo меланхолией, "чернотой, которая чернее черноты", ночью, болезнью души, смятением, и т.д., или, более образно, "черным вороном". Нам ворон представляется только забавной аллегорией, но для средневекового адепта он был, как мы уже говорили, хорошо известной аллегорией дьявола [2277]. Поскольку адепт правильно понимал грозящую ему психическую опасность, то для него делом чрезвычайной важности было заручиться помощью духа-покровителя, и в то же самое время прилежно выполнять духовное упражнение — молитву; все это для того, чтобы суметь справиться с последствиями столкновения его сознания с тьмой "тени". Даже для психологии современного человека столкновение с "тенью" не является безобидным мероприятием, и поэтому его часто обходят, призывая на помощь хитрость и осторожность. Человек предпочитает не глядеть в лицо своей "тьмы", а тешить себя иллюзией своей гражданской порядочности. Разумеется, большинство алхимиков устраивали свое nigredo в реторте, не зная, с чем они имеют дело. Но верно также и другое — определенные адепты, вроде Мориена, Дорна, Михаеля Майера и других, знали, что делают. Вот это знание, а не жажда золота, заставляло их заниматься на первый взгляд безнадежным делом, которому они принесли в жертву свои деньги, свое имущество и свои жизни.
742 Их "духом" была их вера в свет — духом, который вызволил душу из темницы тела и притянул ее к себе; но душа принесла с собой тьму хтонического духа, бессознательного. Отделение было необходимо, потому что нужно было прекратить темные дела души. Стало быть, unio mentalis означало расширение сознания и подчинение движений души духу истины. Но поскольку душа заставляла тело жить и была принципом всей его реализации, то философы не могли не думать, что после отделения тело и его мир умирали. Поэтому они называли это состояние могилой, разложением, умерщвлением, и так далее, после чего возникала проблема реанимации, то есть воссоединения души с "неодушевленным" телом. Если бы они стали проводить эту реанимацию "в лоб", то душа тут же оказалась бы закованной в свои прежние цепи и все стало бы, как раньше. Летучая суть, так тщательно запечатанная и сохраняемая в герметическом сосуде unio mentalis, не могла быть ни на секунду предоставлена самой себе, потому что тогда этот увертливый Меркурий мог сбежать и вернуться в свою прежнюю природу, что, по свидетельствам алхимиков, случалось довольно часто. Лобовой и естественный путь решения проблемы дал бы душе такую возможность, поскольку нам сказали, что она всегда склоняется к телу. Будучи больше привязанной к нему, чем к духу, она бы отделилась от духа и скользнула бы назад в свое бессознательное, не взяв с собой ничего от света духа во тьму тела. По этой причине, воссоединение с телом было серьезной проблемой. С психологической точки зрения это означает, что озарение, достигнутое в результате изъятия проекций, не может выдержать столкновения с реальностью и, соответственно, истина не может быть реализована в действительности, по крайней мере не настолько, насколько нам этого бы хотелось, и не так, как нам бы этого хотелось. Как известно, усилием воли можно внедрять идеи, которые вы считаете правильными, и делать это в определенной степени в течение определенного времени, то есть пока не появятся признаки усталости и не угаснет первоначальный энтузиазм. Затем свободная воля станет "зажатой", и жизнь, которая до того подавлялась, через трещины пробъется на поверхность. Такова, к сожалению, судьба всех исключительно рациональных решений.
2277
Ворон, как символ дьявола, присутствет у Паулина Акилейского в Liber Exhortationis, cap. 50 (Migne, P.L., vol. 99, col. 253), и у Вольберо, в Commentaria super Cant. Cant, (ibid., vol. 195, col. 1159).