148 Из этого нам следовало бы сделать вывод, что алхимики открыли психологическое существование тени, которая противостоит осознанной, положительной фигуре и компенсирует ее. Для них тень ни в коей мере не была privatio lucis; она была настолько реальной, что они даже думали, что могут различать ее материальную плотность и этот конкретизм привел их к тому, что они стали приписывать ей высокую роль прародительницы не подверженной разложению вечной субстанции. В религиозной области это психологическое открытие отражено в том историческом факте, что только с возникновением христианства дьявол, этот "вечный противник Христа", принял свою истинную форму, и что фигура Антихриста появляется на сцене уже в Новом Завете. Для алхимиков было естественно предположить, что это они выманили дьявола из тьмы материи. Действительно, как мы уже видели, имеются некоторые признаки этого, но это всего лишь исключения. Гораздо более широко распространненной и истинной характерной чертой алхимии было оптимистическое представление о том, что этому созданию тьмы предназначено быть "medicina", что доказывает определение термином "medicina et medicus" неблагонадежной серы. Тот же самый термин возникает, как аллегория Христа, у святого Амвросия[703]. Греческое фариакоу (яд и противоядие) является признаком ее амбивалентности. В нашей притче о сере река, в которой течет "самая опасная вода", ставшая причиной стольких смертей, аналогична воде, вытекшей из бока Христа и потокам, хлынувшим из его живота. То, что в одной месте является благодатной рекой, в другом является ядом, в котором, однако, скрыты целебные свойства.
149 Это не просто эвфемизм или оптимизм самоуспокоения, а, скорее, интуитивное восприятие компенсирующего эффекта контрпозиции в бессознательном, которая должна пониматься не дуалистически, как абсолютная противоположность, а как полезное, хотя и опасное дополнение к позиции осознанной. Опыт медицины показывает, что бессознательное действительно приводится в действие компенсирующей тенденцией, — по крайней мере, у нормальных индивидов. Что касается патологии, то я верю, что мне приходилось наблюдать случаи, в которых тенденция бессознательного могла рассматриваться, по всем человеческим меркам, как исключительно разрушительная. Но вполне логичным может быть предположение, что саморазрушение того, что является безнадежно неэффективным или злым, следует понимать в более высоком смысле — как еще одну попытку компенсации. Есть убийцы, которые считают свою казнь заслуженным наказанием, и есть самоубийцы, которые с восторгом принимают смерть.
150 Таким образом, хотя алхимики и не смогли открыть скрытую природу материи, они зато открыли скрытую природу психе, и не важно, что они почти не понимали смысла своего открытия. Их наивная аналогия Христос-lapis была одновременно и символом химической таинственной субстанции, и фигуры Христа. Отождествление Христа с химическим фактором, который, в сущности, представлял собой чистую проекцию из бессознательного, или проведение знака равенства между ними, вызвало соответствующую реакцию в толковании Искупителя. Ибо если А (Христос) = В (lapis), а В = С (содержимое бессознательного), тогда А = С. Чтобы подобные умозаключения возымели действие, к ним не обязательно приходить осознанно. Получив первоначальный импульс, скажем в форме аналогии Христос-lapis, вывод, даже и не достигая сознания, "сам себя сделает", и останется невысказанной, духовной собственностью той школы мысли, которая первой сформулировала это уравнение. Более того, он будет передан наследникам этой школы в качестве неотъемлемой части их умственного багажа; в данном случае, это были ученые-натуралисты. Результатом этого уравнения явился переход религиозного божества в физическую природу, а именно, в материю, которая, в свою очередь, получила шанс стать самосуществующим "метафизическим" принципом. Следуя своим основным мыслям, алхимики, как я это показал в "Психология и алхимия", логично противопоставили сыну духа сына земли и звезд (металлов), а Сыну Человеческому или filius microcosmi — filius macrocosmi, тем самым невольно показав, что в алхимии был автономный принцип, который, хотя и не заменял дух, тем не менее, существовал совершенно самостоятельно. Хотя алхимики в большей или меньшей степени осознавали, что их озарения и истины имели божественное происхождение, они знали, что то были не священные откровения, а дар индивидуального вдохновения или lumen naturae, скрытой в природе sapientia Dei. Независимость их прозрений проявилась в освобождении науки от господства веры. Вину за открытый конфликт, который, в конце концов, разразился между верой и знанием, следует возложить на человеческую нетерпимость и близорукость. Между несоизмеримыми вещами невозможны ни конфликт, ни соперничество. Между ними может существовать только взаимная терпимость, ибо ни одна из них не может отнять у другой ее истинности. Существующие религиозные убеждения, помимо их сверхъестественной основы, опираются и на психологические факты, существование которых настолько же реально, как и существование фактов из области эмпирических наук. Если этого не понимает одна сторона, или другая, то фактам нет до этого никакого дела, потому что они существуют вне зависимости от того, понимает их человек или нет, и любой, кто не дружит с фактами, рано или поздно будет вынужден заплатить за это.