Военными науками он вовсе не интересовался, но на экзаменах вывозила его счастливая память. Прочитав книгу, он мог цитировать слово в слово целые страницы, и притом через несколько лет после того, как книга была прочитана. Однажды, впрочем, ему чуть не пришлось распрощаться с академией. Посланный летом на съемку в Боровской уезд, он занимался все время охотой; съемка оказалась плохой, и только блестящие ответы на устных экзаменах спасли его от исключения.
В это же время началась его литературная деятельность. Нуждаясь в деньгах, он написал статейку "Воспоминания охотника", которая была напечатана в "Журнале охоты и коннозаводства". Денег за нее он не получил, но был несказанно рад, что статья появилась в печати.
Вторым литературным детищем его было "Военно-статическое обозрение Приамурского края". Статья эта, компилятивная и написанная на заданную тему, отличалась, однако, такими достоинствами, таким добросовестным и основательным изучением источников, что обратила на себя внимание Географического общества, которое избрало Пржевальского своим действительным членом.
В 1863 году, в начале польского восстания, офицерам старшего курса академии было объявлено, что тот, кто пожелает отправиться в Польшу, будет выпущен на льготных основаниях. В числе желающих оказался и Пржевальский. В июле 1863 года он был произведен в поручики и назначен полковым адъютантом в свой прежний Полоцкий полк.
В Польше он принимал участие в усмирении мятежа, но, кажется, больше интересовался охотой и книгами. Охотничья страсть едва не сыграла с ним злую шутку: увлекшись преследованием какой-то дичи, он попал однажды в шайку повстанцев и еле успел ускакать от них.
Среди офицеров он пользовался большим уважением за свой прямодушный, рыцарский характер; но и здесь держался особняком.
Вообще, стремление к одиночеству было у него всегда, начиная с гимназии и кончая последними годами жизни. Не нравились ему суета, шум и дрязги общественной жизни, стеснения, которые она налагает; наконец и характер его, повелительный и не лишенный властолюбия и нетерпимости, препятствовал слишком тесному сближению с людьми. Он был отличный товарищ, радушный хозяин, надежный вождь, заботливый патрон, но окружал себя только такими лицами, над которыми мог господствовать.
В свободное время он усердно занимался, читал, изучал зоологию и ботанику и мечтал о путешествии. В то время его занимала Африка - классическое поприще знаменитых путешественников. Подвиги Ливингстона и Бейкера кружили ему голову. Но до Африки было далеко, да и вообще путешествие казалось несбыточной мечтой безвестному офицеру, без имени, без средств, без протекции. Пока что приходилось искать поприща поскромнее. Жить в провинции ему не хотелось: недостаток средств и учебных пособий давал себя чувствовать все сильнее и сильнее по мере того, как инстинктивная любовь его к природе принимала осмысленный характер. Узнав, что в Варшаве открывается юнкерское училище, он начал хлопотать о переводе, и в декабре 1864 года был назначен туда взводным офицером и вместе с тем - преподавателем истории и географии.
ГЛАВА II
ПОДГОТОВКА К ПУТЕШЕСТВИЯМ
Пребывание в Варшаве. - Педагогическая деятельность. - Отношение к ученикам. - Образ жизни. - Перевод в Главный штаб. - Командировка в Уссурийский край. - Плавание по Уссури. - Экспедиция в Южно-Уссурийский край. - Весна на озере Ханко. - Восстание хунхузов. - Жизнь в Николаевске-на-Амуре. - Возвращение в Петербург. - Результаты путешествия. - Книга об Уссурийском крае. - Проект экспедиции в Центральную Азию
В Варшаве Пржевальский мог пополнить пробелы в своем образовании: тут к его услугам были и книги, и пособия, и общество специалистов. Двухлетнее пребывание в этом городе было теоретической подготовкой к путешествиям; последовавшая затем экспедиция в Уссурийский край - практической школой, в которой он испробовал свои силы и приобрел необходимый опыт.
Мечты об экспедиции в Африку пришлось оставить: она требовала слишком значительных средств. Внимание Пржевальского обратилось к Азии: здесь тоже открывалось богатое поле для исследований, и путешествие казалось более осуществимым.
В ожидании удобного случая он рьяно принялся за свои новые обязанности. Дело пошло как нельзя лучше. Лекции его имели огромный успех: юнкера из других отделений класса собирались послушать его живую, картинную, энергическую речь. Удивительная память позволяла ему цитировать лучшие страницы из авторов, писавших о трактуемом предмете. Он умел возбудить в своих учениках охоту к знаниям, так что многие из них поступали впоследствии в университет, земледельческую академию и тому подобное: результат красноречивый, если принять во внимание, что в юнкерское училище поступали молодые люди, скорее бежавшие от науки, чем стремившиеся к ней. Только некоторые из коллег Пржевальского были недовольны им и жаловались начальству, что он отбивает у них учеников. Он сформировал училищную библиотеку, руководил чтением юнкеров и пользовался среди них большой популярностью - как за преподавание, так и за безусловную справедливость.
"Система поблажки любимчикам находилась у него в полном отсутствии. Он был вполне беспристрастен и зачастую ставил единицу и нуль самым любимым юнкерам.
Часто посещавшему его и довольно близко к нему стоявшему юнкеру К. пришлось остаться на второй год за неудачу экзамена именно по истории и географии. Сам Пржевальский настоял на этом. Ни слезы матери, ни уверения К., что он будет учиться, ни просьбы за него товарищей и начальников не могли поколебать справедливого решения Пржевальского.
На все докучливые моления он отвечал нам: "Не буду ли я вам, юноши, смешон и жалок после такой уступки? Где же справедливость? Переправив К. двойку на тройку, во имя той же справедливости необходимо сделать это и для А., для Р. и других. Вспомните прекрасные слова: я знаю один народ - человечество, один закон - справедливость".
Юнкера нередко собирались у него на квартире, состоявшей из трех комнат с очень простым убранством: несколько боковых стульев, простой стол, кровать, ружья и полка с книгами, на которые он тратил большую часть свободных денег. Он был очень радушным и хлебосольным хозяином, любил поесть и накормить гостей до отвалу. Водки не пил и пьянство ненавидел, но был большим охотником до шипучих вод - яблочных, грушевых и так далее, которые держал целыми бочонками. Любил также сладости - "услады", как он выражался - и закуски. За чаем вместе с хлебом, вареньем, конфетами подавались у него колбасы, сыр, сардинки, яблоки, фиги, финики, а вместо ужина - сельди, семга и лососина.