— К Юрочкиным, в тридцатую, — сообщила Катька, с точностью копируя тон.
— А Георгия Алексеевича нет, он в США, — прозвучало это так, словно тетка обвиняла его в государственной измене.
— Знаем, мы к его жене.
— Она сегодня на смене, придет только на обед, дома сейчас Ефросинья Григорьевна и дети, — осведомленность бабки поражала. Ей бы в ФСБ работать.
— Тогда мы к ним, — не сдавалась упертая Катька и взлохматила курчавый каштановый локон.
— Тридцатая на пятом этаже, — уступила старушка, но стоило нам вздохнуть полной грудью и развернуть свои торсы к лифту, как консьержка окликнула нас:
— Доченьки, а записаться?
Выдав дотошной «эфэсбэшнице» фамилии, имена, отчества, серии и номера паспортов, даты рождения, а также рост, вес и сексуальную ориентацию, мы блаженно выдохнули и, выслушав подробную инструкцию по пользованию подъемным механизмом с названием «лифт», потопали по шикарному красному ковру к нему же.
— Считаешь, им нужно наследство? — хмыкнула я, пока мы поднимались на пятый этаж.
— Иногда краеугольный камень не деньги, а амбиции, — ответила Катька с такой уверенностью, будто бы являлась признанным на весь мир психологом или же следователем со стажем. — Некоторые люди просто не могут быть замами. Они хотят больше власти и больше свободы, которую эта власть дает.
Лифт остановился, мы вышли, и Катерина надавила на кнопку звонка. Из-за двери послышалось заливистое пение соловья.
— Ктё тям? — раздался детский альт по ту сторону двери.
— Кто-нибудь из взрослых дома? — спросила Катя у ребенка, наклонившись, чтобы ему было лучше слышно.
— Мы с Еголкой и бабуфка, тока она спит. Но мы вам не отклоем, потому фто папа знает калатэ и наделёт вам зад!
— Да, — поддакнул другой, еще более высокий голосок.
Мы обменялись встревоженными взглядами: современные дети — это настоящая катастрофа.
Тут за дверью началась какая-то ребячья возня, видимо, мальчикам и минуты было жалко тратить на разговоры с тетей, вместо того чтобы весело себе играть.
Мы призадумались, как поступить. Нет, ну надо детей отваживать от незнакомцев за дверью, имея такого пса в консьержах! Они так и мать родную не пустят.
Я уж решила, что придется ее ждать, когда Катя проявила чудеса сообразительности.
— В таком случае не получите конфет, которые купит вам бабушка на пенсию, что мы принесли.
— Конфет? — заинтересовались с той стороны. — Шоколадных?
— Шоколаднее не бывает, — заверила Катька, и в следующий момент послышались скорые удаляющиеся шаги и крики: «Бабуфка! Конфеты!»
Им удалось растолкать свою бабушку очень быстро, потому что всего через десять-пятнадцать секунд тяжелая металлическая дверь распахнулась. Женщина лет шестидесяти, та самая, что мы видели на кладбище, взирала на нас с подозрением.
— Кто вы? Какие конфеты вы продаете?
— Конфеты? — Катя часто-часто заморгала, демонстрируя непонимание. — Нет, дети, видимо, меня не так поняли. Мы ассистенты частного сыщика, расследуем смерть Александра Крюкова.
— Жора не говорил мне, что нанял вас. Я мать Саши и уверяю, нечего и расследовать. Все предельно очевидно.
Мы не стали оспаривать ее предположение. Так как Георгий вернулся в США, разоблачение в ближайшее время нам не грозит. Только вот что она имеет в виду?
Катя решила прояснить этот момент:
— Подождите, вы намекаете на то, что знаете, кто убийца?
— Конечно. А вы чертовски плохие сыщики, если еще к этому не пришли.
Ее глаза сурово взирали из-под уродливых очков в толстой роговой оправе. Ее волосы, седые у корней, но покрашенные в коричневый цвет на концах, сальными патлами свисали до шеи. Внезапно мне стало интересно, кем она работала. Я помню, Наташа говорила, что Александр снабжал ее деньгами, но не всегда же? Были ли у нее профессиональные навыки? Я бы решила, что она учительница, но больно неопрятно выглядела. Я повидала многих преподавателей, и все они были более или менее ухоженными. Может, из-за того что она давно не работала? Ефросинья Григорьевна, впрочем, могла бы быть уборщицей, но для этого она выглядела как раз недостаточно неряшливой.
Эти мысли проскочила в моей голове за пару секунд, тем временем Катя попросила:
— Не могли бы вы тогда указать нам на наши ошибки, рассказав все, что вам известно?
Женщина помолчала какое-то время, затем нехотя посторонилась, позволяя нам пройти в недра просторной квартиры.
— Сюда, — указала она на двери кухни, в которой разметила нас на белом кожаном диване возле круглого стола с прозрачной стеклянной столешницей. Само помещение было метров пятнадцати и для выходцев из хрущевских пятиметровых каморок, куда только при помощи магии можно впихнуть и плиту, и холодильник, и стол с табуретками (которые нужно обязательно после использования задвигать под него, иначе можно споткнуться в потемках), казалось огромным.