Сидеть и ничего не делать было бессмысленно. Я все-таки решил разбить окно. Но и это оказалось невозможным. Стекло было словно не стекло, а прозрачная сверхтвердая пластмасса; сначала я отвернул лицо и врезал по стеклу локтем, чер-р-рт… было больно, а стекло лишь чуточку выгнулось наружу, я стал барабанить по нему кулаками, но стекло только слегка прогибалось; в отчаянии я начал колотить по другим пластмассам, уже не задумываясь о парижской полиции, — и с тем же результатом, только успел заметить, что это пластмассовое стекло такое же пыльное, давно не чищенное, даже какое-то сальное на ощупь.
Я затих. Я был в ловушке. Я сидел на том же стуле, уже не боясь, что он развалится подо мной, и пребывал в безнадежном ступоре. Никто не войдет и не будет знать, где меня искать. Однако, повинуясь какому-то инстинкту барахтанья, я вновь занялся окнами. Что-то вернуло меня к прежней тактике: я не бил по стеклам, а решил попытаться все-таки поднять раму, хоть пупок развяжись. Я стал действовать систематически; наметив порядок обхода, я снова рвал жилы, мое сознание почти не участвовало. Не знаю, сколько жил я порвал, но в какой-то момент рама в неизвестно каком по счету окне подалась и в результате моих натужливых усилий медленно поползла вверх и остановилась как раз на том уровне, чтобы через открытое пространство я смог бы выбраться.
Я выполз, перевалившись через подоконник, и сразу очутился на тротуаре среди многочисленных прохожих. Я хоть и порядком обезумел, но сразу же заспешил с места, так сказать, преступления, исподлобья поглядывая на них. Однако они не обращали на меня ровно никакого внимания. Пронесло… Я твердо зашагал назад в учреждение, но темная комната с белыми окнами долго не оставляла меня, лишь к вечеру она уже не представала перед моими закрытыми глазами.
Однако миссия была не выполнена. И это тревожило меня…
Утром меня приветствовали те же костюм и шляпа. И бумажка с тем же адресом, но вроде уже новая. Однако вполне подлинная, с тем же моим шифром, что и вчера, — «52 677». Все важное я сверяю с этим шифром — он единственный указывает на то, что мое, а что нет. Указывает и, как я уже говорил, подтверждает. В первый день моего пребывания здесь я увидел бумажку с этим шифром и сразу все понял.
Что ж, чего-то вроде этого и следовало ожидать. Я прекрасно понимал, что миссия не выполнена, шифр — подлинный, стало быть, я должен был вновь туда идти. Костюм и шляпа были недвижны, безмолвны, но каким-то образом соучаствовали.
Безо всяких приключений я вновь прибыл по указанному адресу. Вошел в ту же дверь и тут же услышал:
— Кто там? — хриплым, сердитым, как будто разбуженным голосом. Голос, похоже, шел из дальней комнаты.
Я страшно струсил, хотел было удрать, но, наверное, слишком долго мялся, потому что крепко и повелительно был взят за руку повыше локтя каким-то, как это называют, «лицом кавказской национальности», которое быстро оказалось рядом со мной. Из глубин квартиры выплыл еще один человек. В результате около меня оказались трое и уставились на меня с требовательным любопытством, нет, скорее даже с выражением «ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?».
Это конец! Я даже обмяк. Мне не суждено выйти отсюда…
— Как зовут? — спросил кто-то из них.
Я назвал имя и фамилию.
— А-а-а…
И они тут же утратили ко мне интерес. Этот тип сразу убрал руку. Нет, капля интереса сохранялась, но не более, чем к соседке, зашедшей за содой.
— Сейчас, подожди, — сказал один, уже совершенно обычным тоном, безо всякой угрозы; однако чувствовалось, что он по-прежнему недоволен, хотя и не мной.
Пока еще я не верил своему спасению.
Он ушел в другую комнату, я слышал, как он звонит по дисковому телефону. Я разобрал, хотя говорил он приглушенно:
— Какого хрена здесь делает твоя родня? Мы же договорились: про эту хату… А, вот так… Ну ладно тогда… — Он немного помолчал, слушая. — Не вопрос. Давай… Ага, счастливо.
Он вернулся ко мне с небольшим телевизором и нетолстой стопкой папиросной бумаги, на которой вроде было слабо напечатано нечто.
— Это вот тебе, — сказал он, передавая мне телевизор и бумагу. — Не приходи сюда больше. Братану привет.