Отец был в восторге.
На другой день на репетиции Таурик спросил отца, на каких инструментах он играет. Отец сказал, что играет на губной гармошке, сопелочке и корнет-а-пистоне. Таурик посоветовал отцу как можно скорее выучиться играть хотя бы еще на четырех инструментах. Обещал, как только он сделает это, проработать с ним интересный номер. Отец купил маленькую гармошку, флейту, балалайку, и окарину[10], и очень быстро научился играть на этих инструментах народные мелодии.
Новый номер Таурика заключался в следующем. Отец выходил на арену, играя на балалайке. Подходил Таурик, запрещал отцу играть и отнимал у него балалайку. Отец плакал. Когда же Таурик отходил от него, отец вынимал из кармана сопелку и начинал играть на ней. Таурик возвращался и отнимал сопелку. Отец плакал опять и вынимал флейту. Так происходило со всеми инструментами. Под конец отец вынимал из кармана маленького оловянного петушка, хлюпал себя по бедрам и кукурекал. Как только Таурик подходил к иему, он делал вид, что бросил петушка в публику, отбегал на другую сторону манежа и там опять хлопал крыльями и кукурекал. Директор бросался к нему. Отец убегал от него и прятал петушка под колпак. Тогда директор миролюбивым тоном спрашивал у него, что это у него за игрушка, и предлагал играть вместе в «петушка и курочку». Отец соглашался и, подражая петуху, ухаживал за курочкой, кружился вокруг нее, кукурекал. Затем роли менялись, директор изображал петушка, отец — корочку. Кукурекнув один раз, директор уходил с арены, унося с собой оловянного петушка. Отец продолжал изображать курицу, потом, заметив, что петуха– директора нет, начинал плакать. Приходил униформист и спрашивал, о чем он плачет.
— Петушок улетел!., отдайте петушка, — плакал отец. — Не отдадите?., не отдадите?., хорошо… у меня еще есть.
Вытаскивал из кармана трещотку и бегал по манежу, потрясая ею, а за ним гналась вся униформа, наконец, убегал и в дверях делал сальтомортале[11].
Номер этот имел успех у публики. Обрадованный отец написал Максу подробное письмо о своей жизни и работе. В конце письма он благодарил Макса за доброе отношение к нему.
Цирк Таурика пробыл во Владикавказе до осени. Однажды отец пришел к цирку и видит, что у цирка стоит много повозок, запряженных лошадьми. Оказалось, что у цирка Таурика расположился цирк «Черного Кука», только что сделавший переход от Тифлиса до Владикавказа и теперь направлявшийся в Полтаву.
Труппа Кука с директором во главе пришла на представление цирка Таурика. От артистов отец узнал, что Кук после Полтавы летом едет по маршруту Брянск, Вязьма, Минск, Смоленск. Когда кто-то из артистов произнес слово «Смоленск», у отца забилось сердце. Он вспомнил мать, отца. Стал раздумывать о том, живы они, или нет. Ни номера дома, ни фамилии хозяина дома, где они жили, он не знал и потому не мог написать им. После представления он ушел домой, но спать не мог, полез в свой сундук, пересчитал деньги. Денег у него оказалось около ста рублей. Тут же ночью отец бесповоротно решил ехать домой к матери.
Утром отец побежал к цирку. Лошади уже ушли на вокзал. Кук с частью труппы закусывал в буфете, другая часть артистов еще спала в местах для публики. Кук подозвал отца и на ломаном русском языке похвалил его работу. Жена Кука, знаменитая наездница Мария Годфруа, была немка, в труппе было несколько артистов, говорящие по-немецки. У Таурика по-немецки говорил один только дрессировщик собак. Отец попросил дрессировщика спросить Кука, правда ли, что он летом собирается ехать в Минск и Смоленск. Кук ответил утвердительно.
Отъезд труппы Кука назначен был на вечер.
Отец ходил по цирку и не знал, что ему делать. Состояние было такое, что он поехал бы домой, чего бы это ему ни стоило. В это время пришел Соболевский, с которым отец успел подружиться. Отец рассказал Васильямсу, как мучительно хочется ему повидать отца с матерью.