в малую конюшню и увидел там льва, пожирающего лошадь. Он закрыл дверь и поднял тревогу. Побежали к Крутикову, квартира которого была в цирке. Тот послал сейчас же к Саводе. Саводе жил рядом с цирком в гостинице, он прибежал тотчас в цирк и попросил дать ему длинный пожарный рукав. В цирке такого пожарного рукава не оказалось. Вызвали пожарную команду с паровой машиной и рукавом. Все двери цирка
охранялись кучерами, а двери со стеклами были забиты досками.
С приездом пожарной команды около цирка стал собираться народ. Вызвана была полиция. Начальник пожарной команды на вопросы любопытствующих, почему у цирка пожарные, ответил: «Расходитесь, никакого пожара нет. Это лев вырвался из клетки». И тотчас всю толпу, как помелом, смело. Улица опустела, видны были только оцепившие ее наряды городовых.
Саводе попросил дать наивозможно сильный напор воды, взял в руки брандспойт и пошел один на льва. Он стал гнать его к клетке и тут обнаружил, что в клетке сидит кучер. Увидя Саводе, кучер открыл клетку, вылез, взял железный прут и стал помогать Саводе загонять в клетку льва. Им удалось это сделать, и тут только Саводе узнал, что второй лев ушел в помещение цирка и разгуливает там.
Тогда Саводе потребовал два факела и два револьвера и отправился с кучером искать льва. В буфете, где торговали фруктами, они увидели перетиравшую посуду старушку и спросили ее, не видала ли она льва? Та сказала, что к ней в буфет приходила хозяйская собака (у Крутикова был сен-бернар) и она прогнала ее щеткой. Саводе и кучер бросились в зрительный зал. Они нашли льва в третьем ярусе. С помощью факелов и выстрелов из револьверов они загнали его в клетку. Старушонку-уборщицу, по словам Саводе, спас разожженный ею и ярко горевший позади нее камин и щетка. Когда она узнала, что приходивший к ней зверь был львом, она упала в обморок. Водовоз, прятавшийся в бочке с холодной водой, пролежал две недели в больнице, а когда вышел оттуда, то предъявил иск за испорченные валенки.
После этого случая цирку стали прочить блестящие сборы, так как газеты расписали происшествие во всю. На деле же вышло так, что оборы упали еще больше: в цирк боялись ходить.
В Киеве отец пригласил для меня и Кости учителя грамоты. В это же время я стал учиться играть на скрипке.
Учился я вообще плохо. Я любил проводить все время в цирке, и для меня было праздником, когда отец вечером брал меня в цирк, чтобы помогать ему в работе. Даже в отведенное для прогулок свободное время я шел в цирк. Забирался туда и вечером под тем предлогом, что хочу помочь привести в порядок уборную. Оставшись один, я гримировался под отца и под других артистов, старательно стирая грим к концу отцовского номера.
В десять часов утра у нас, детей, были уроки с Сычевым, который учил нас прыгать. Работал он в это время уже хуже, — водка губила его, но у публики он пользовался прежним успехом.
В те дни, когда я должен был вечером выступать в пантомимах, я учился прилежнее, так как боялся, что отец в виде наказания не пустит меня в цирк. В цирке были все мои интересы и вся моя жизнь. Отрепетировав с учителем, мы дожидались общей репетиции, в которой был занят отец, а часто и мы с Костей, потом шли домой обедать. Отец ложился спать, а мы садились учить уроки. До шести часов занимались с учителем, потом нас на час отпускали гулять, а мы вместо прогулки забирались на манеж и, подражая взрослым, играли в цирк.
В киевском цирке было неимоверное количество крыс. Часто, после репетиции артисты вместе с администратором забирались в верхний ярус и оттуда стреляли в крыс, разгуливавших и партере, из четырех винчестеров. На одном из спектаклей по барьеру пробежала крыса. В это время на манеже работала наездница и клоун Бонжорно, вышедший к ней для реприз. Бонжорно шел по барьеру, увидел крысу, прикрыл ее колпаком и сел на нее. Публика думала, что это клоунский трюк. Когда Бонжорно потом взял колпак и вынес его за кулисы, в колпаке была раздавленная крыса. Крутиков за эту выходку оштрафовал Бонжорно. Вся труппа была возмущена штрафом, но сделать ничего не могла. Крутиков был владельцем цирка, богачом, и потому все и вся было на его стороне. Бонжорно пробовал протестовать. Тогда Крутиков рассчитал его. Бонжорно уехал.
В эти тяжелые времена многие директора цирков пользовались штрафами только для того, чтобы меньше платить артистам. Не так повернулся — штраф, не так сел — штраф. Приходит артист получать жалованье, а у него из жалованья четвертая часть списана на штрафы. Штрафные деньги шли в карман директора, — так почему же было при плохих сборах не штрафовать?