Вот. Это касаемо романа и кармана. Мой карман уже совсем прохудился, моя тутошняя патронесса[143] меня покидает, уезжает надолго на практику в какой-то университет, некому переводить, договариваться и выбивать гонорарии. Мыши не хватает на кокосовые орехи. Она у меня питается так: в день три банана (7 шиллингов кг), баночка майонеза на неделю и кокос за 7,50 штука. Кошмар. Съели уже два кокоса. И два ананаса (ананасы здесь по 10 шиллингов!). Хотел купить попугая, но холодно. И дорого. Ара – 8 тысяч, какаду – 6, а жако – 4. Пообщался с ними в магазине. Вместо этого купил Нежке нюхнущую кость из невем чего, за 24 шиллинга, она ее грызла неделю, а натуральные, стервь, глотает, не разжевывая. Вымыть ее негде, воды горячей уже месяц нет, а хер инженер (управляющий) принципиально не понимает по-русски. Говорят, служил в СС. Очень похоже. Мадама же Кортус вообще не заходит, в отличие от Беттины (та хоть и стерва была, но стерва отзывчивая, а этой и вовсе нет).
Мишенька, в «Посеве» объявление о «Мурзилке», переиздание с Вольфовского (Кира Львовна дала все издания своего деда, а они, суки, не удосужились упомянуть, что переиздают русского издателя Вольфа)[144]. Посмотри, это для мелких, правда, Доська уже выросла. А наши-то советские суки, подхватили название, и без комментариев!
Для Досиньки персонально:
Дорогая Доротея, позабыл про каратэ я, засыхаю в мокрой Вене, упадаю на колени, по Европе не кочую, по Парижу я скучаю, и купно со мною Мышь гложет сахарный камыш. Высунув язык от бега, отдыхает в койке Нега, стонет, плачет, воет, ноет и хотит в Париж со мною. В Вене скучно, в Вене сыро, нету книжек, нету сыра, жрут австрийцы швайн-флеш[145], сверху капает на плешь, снизу дует, в ванной – Север, я хочу купаться в Сене и на Эйфелевой башне заводить с мышами шашни. Нежка плачет, Нежка тужит, Мышь в Париж желает тоже, я готов исполнить «па», лишь бы дали фремденпасс. На советскую же визу не поедешь даже в Пизу, где стоит, как наша власть, башня, что готова пасть. По Европе едут финны, скандинавы все невинны, и от задниц их трещит Скандинавский древний щит. По Европе едут финны, итальянцы хлещут вина, в Хельсинки слагают сказки, надевают баски каски, а египетский Садат – евнух был, а стал солдат. В замке монстры скалят зубы, покупают венцы шубы. Лежа, мчусь я во всю прыть, чтоб в сочельник с вами быть. Кланяются Мышь и Нега, до свидания, до снега!
Ривчик, говорю: «Чик-чик». Кто в Париже носит лифчик? Кто не пишет и молчит? Отвечаю смело: «Ривчик».
Целуем поголовно.
Мышь-Кока-Нега
20. С. Монасу
25 октября 1975 года
Вена,
Хагенгассе 20–21,
октября 25-аго
Сидней, дорогой,
не знаю, как благодарить Вас за «14 поэтов»[146], это так кстати и так необходимо здесь, когда мой израильский архив всё еще пребывает во взвешенном состоянии, и если бы не моя память… Я оттягиваю отъезд в Штаты, потому что в Европе край непочатый, в Штатах же ничего не светит. «Новости» из Петербурга следующие: Илья[147] сидит в прострации уже четыре месяца, ни ответа ни привета, ОВИР молчит, как в рот воды набрал. Это довольно обычная ситуация, нужен крупный шум, а Илья ограничивается мелкими скандалами. Я последний год играл «биг гейм» с привлечением дипломатов, устроением выставок, составлением сборников, но всё это – в рамках закона. И плюс к тому, я уже надоел КГБ. Им пришлось выбирать, куда меня: в Биробиджан или «в Израиль». Илья же, балда, просто скандалит в присутственных местах, отыгрываясь на секретаршах. Ну и тянут. А более серьезных акций он по молодости предпринять не способен, да и для него это опасно. Всё это походит на отказ, путем чего Илья, говорят, в жутком трансе. Бороться он не привык, разве скандалить и «качать права», коих (а ему-то уж пора знать) у советских граждан не имеет быть. Кроме того, он очень неосторожен. Боюсь я за него. Нет ли у Вас возможности нажать через какую-нибудь «высокую инстанцию», конгрессменов, например? Наталью[148] мою он отказался взять, и двоим мне было бы помочь легче, тут и я смог бы помочь. А Наталью тоже надо вытаскивать, я без нее как без рук.
Тут мы с Мишей Шемякиным круто взялись за альманах, около ста работ художников, из них 15 в цвете. Человек 15 поэтов, проза, все крупные имена эмиграции (Максимов, Синявский, Марамзин), моя проза (а это будет похлеще!), но не хватает материала по России, всё по вине Израиля. В судьбу моего архива вмешались уже Максимов, Агурский и сенатор Джексон, но пока ничего не слышно. А «время-не-ждет»! И не то чтобы оно – деньги, но всё-таки.
144
В сентябре и октябре 1975 года (№ 9 и 10) на задней обложке журнала «Посев» печаталось объявление о продаже со складов журнала повести-сказки «Мурзилка» – переиздания повести А. Б. Хвольсон «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков» (1889) и «Дневника Мурзилки» (1913) в одной книге. Издание было контрафактным: выходные данные на книге, как и источник перепечатки, отсутствовали.