Кровь бросилась ему в лицо, сила вернулась. Да, это действительность… Издалека, через сушу и моря, прилетела весть, сулившая спасение и освобождение.
Давид Блэк в бессилии замер и на миг закрыл лицо руками. Затем он пошатываясь спустился по лестнице и как пьяный вышел из виллы. Однако, он не пошел еще домой. Его понесло к «зеленому дому»; там он позвал хриплым голосом:
— Марипоза!
Старуха-мать улыбнулась: подобной страсти она никогда еще не видала. Новый врач и двух дней не мог прожить без Марипозы. Девушка вышла. Давид Блэк обнял ее и увлек с собой.
— Ну? — спросила Марипоза, затаив дыхание.
— Удалось, — ответил Блэк.
Они прошли еще несколько шагов и остановились.
— Теперь самое подходящее время, — сказала девушка.
— Отлично; тогда скажи им, что завтра ночью в каменоломне.
— Завтра ночью, — повторила Марипоза!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ В каменоломне
Северная часть острова была еще совершенно в первобытном состоянии. Густой лес тянулся до самого моря, огибая небольшую каменоломню. В последней шли важные работы в то время, когда на острове основались первые его обитатели, но с тех пор ее забросили, так как вывозить камень через густой лес оказалось слишком трудным. К тому же негры отказывались работать там, заявляя, что в лесу водятся нечистые духи и они боятся ходить туда.
На этот раз — негры как будто не совсем заблуждались. Безлунной ночью по густому лесу, опутанному лианами, словно привидения, передвигались темные тени, направлявшиеся к каменоломням. Бледные, изможденные люди, многие с полубезумными глазами наощупь брели сквозь лесную глушь.
В каменоломне горел факел, освещавший жутким красноватым светом широкую белоснежную каменную глыбу, вздымавшуюся наподобие трибуны.
Тени подходили и подходили. К тихому шуму волн примешивался шепот многочисленных голосов. Темные фигуры толпились вокруг белой глыбы, сидели на земле, стояли прислонившись к камням.
Наступила глубокая тишина.
Давид Блэк одним прыжком вскочил на каменную глыбу и высоко поднял факел.
— Все ли здесь, Ларри?
— Да!
Давид Блэк передал факел Биллю Сно, стоявшему рядом с ним, тот погасил его. Стало абсолютно темно. Только фигура врача темной тенью выделялась над толпой.
— Друзья! — громко заговорил Блэк. — Ларри и Билль уже сообщили вам, конечно, кто я и что привело меня сюда. Вы знаете, что вы можете вполне доверять мне.
Он остановился. Тихий шепот пробежал по невидимой толпе, и один мужской голос глухо крикнул:
— Да здравствует О’Кийф.
— Друзья, — продолжал оратор, — я ехал сюда навстречу неожиданности и предугадывая какое-то преступление. Но я и не подозревал, какое выходящее из ряда вон преступление изо дня в день совершается на этом прекрасном острове; я не знал, несмотря на свой многолетний опыт журналиста-революционера и агитатора, что на свете есть люди, способные на подобное преступление. Я думаю, что большинство из вас не знает даже, отчего вы страдаете здесь, на Адском острове. Там, в мире бездельников, жены богачей ликуют, потому что найдено средство, защищающее их от старости, сохраняющее им красоту. Им мало было того, что нежность их кожи, свежий цвет лица, гибкость тела создавались тем, что другие за них работали, гнули спины под тяжестью труда, раньше времени наживая морщины и старея. Нет, у этих женщин был еще один страшный враг — старость. И вот один ученый открыл средство фактически устраняющее старость. И у жен богачей исчезла последняя забота.
Оратор остановился и протянул над головами толпы руку, в которой слабо вырисовывалась в темноте белая банка
Резким голосом он продолжал:
— «Эмс» — это значит «эликсир молодости и совершенства» для тех — для других. До сих пор они не торопясь высасывали у вас здоровье, жизнь и счастье; теперь они научились в два года лишать вас рассудка и жизни. Если вы заглянете в богатые кварталы, если прогуляетесь по их курортам, вы увидите только молодых, красивых женщин. А знаете вы, какой ценой они приобретают свою красоту? Ценою вашего рассудка, вашей жизни. Их розовые щеки окращены вашей кровью, их тела сохраняют свежесть молодости, потому что они питаются мозгом ваших костей. Сохраняя блеск их глаз, ваши становятся тусклыми и безжизненными; чтобы дать им возможность вполне насладиться жизнью, вы вынуждены жертвовать вашим творческим, мыслящим мозгом, вашим рассудком. Во имя их проклятой красоты и молодости у вас отнимают не только настоящее, но и будущее. Все принимающие участие в выработке этого снадобья мужчины и женщины обречены на бесплодие, никогда не увидят потомства. Вы, творящие вечную молодость и красоту, вычеркнуты из книги жизни. Друзья, — пламенная ненависть зазвучала в словах оратора, — в течение целых тысячелетий над рабочими, над трудящимися, над созидателями жизни совершаются бесконечные преступления. Все достижения цивилизации, направленные на облегчение и украшение жизни богатых, ложатся на вас проклятием. Ваша судьба в этот период «прогресса» и так называемой «культуры» нисколько не лучше, чем в века рабства; она даже хуже, потому что раб не умирал с голода, а вам сплошь и рядом приходится умирать с голоду, когда закрывается предприятие, на котором вы работали. Во всем этом виноват капиталистический строй, не только обрекающий вас на рабство, но и превращающий тех, кто владеет средствами производства, безразлично хотят ли они этого или нет, в диких зверей, жадных, безжалостных хищников, неистовствующих в борьбе с конкурентами. Наш «Эмс» является самым лучшим доказательством правильности моих утверждений: из-за жажды наживы, одолевающей фабриканта, из-за каприза, из-за пустого тщеславия праздных женщин они убивают духовно и телесно тысячи людей. Вспомните о том другом острове, о живых мертвецах, прозябающих там и переставших быть людьми! Ядовитые испарения, выделяющиеся при производстве «Эмса», истерзали их нервы и мозг. И все снова и снова в гавань Адского острова прибывают суда и высаживают здоровых, сильных людей, которые в течение двух лет превращаются в безжизненные тени. Не думайте, друзья, что человек, ставший благодаря вашим страданиям архимиллионером, находится в блаженном неведении относительно губительного действия этих паров. Некоторые из вас, вероятно, помнят еще старика, которого на острове звали старым профессором…