— На следующей неделе приедешь? — спрашивала она, отправляя в рот очередной кусок омлета, пока Галка ставила на стол тарелку с сыром и колбасой. Должность кухарки давно уже стала весьма условной. Компаньонка, подруга, член семьи. С Зориными она переживала взлеты и падения вот уже больше семнадцати лет.
— Нет, — Полина отрицательно качнула головой, уплетая за обе щеки все, что было на столе. — У Стаса планы.
— На тебя планы? — уточнила Галка, усмехнувшись.
— На нас.
— На вас! — хмыкнула кухарка и сосредоточилась на намазывании масла на хлеб. Мать тихо рассмеялась и придвинула к себе чашку, потянувшись к конфетам. Она ела быстро, быстрее всех, несмотря на регулярное ворчание своей «сожительницы». Все и всегда было у нее на ходу. Но сейчас, пока Полинка была дома, все внимание сосредоточивалось на ней, а не на исчезающих из вазочки трюфелях. Мать же теперь искоса поглядывала на дочь, продолжая прятать улыбку, а потом вдруг предложила:
— Вот и перенесли бы со Стасом свои планы к нам. Или он такой занятой, что и за город не выехать никак?
Полина замялась, вслед за матерью потянувшись за конфетами.
— Мы, как бы, и выедем… — проговорила она наконец.
— Даже так? — вскинула изящные брови Татьяна Витальевна.
— Чего ты удивляешься?
— Нет, ничего… Ты не забудь предупредить, если он тебя замуж позовет, ладно?
— Я не собираюсь замуж, — хмыкнула Полька. — Не сейчас. Вот академию закончу…
— Во заливает! Прям как мой придурок, — выдала свою критическую оценку Галка, отвлекшись от процесса покрытия горбушки маслом. Галкин сын был ее главной болью. Мужику под сорок — все один. Если она и надеялась на внуков, то «хоть Таниных от Польки». Потому и продолжила увещевать: — Девушке главное замуж удачно выйти, Плюшка. Потом уже академии всякие. Но чтоб семья.
— Угу, — проворчала мать, — а потом стоять у плиты до конца жизни.
— Ой, ой! Я готовку люблю!
Татьяна Витальевна довольно зажмурила глаза и отпила чай из чашки.
— И это тоже самореализация, — сообщила она авторитетным тоном.
— Да выйду я замуж, — фыркнула Полька в сторону Галины. — Стас сказал, платье в Милане закажем. Вот!
Повисло молчание. Кухарка замерла, удерживая не донесенный до стола нож. Мать резко перевела взгляд на дочь. Рассматривала ее несколько секунд, пока не спросила с непонятно откуда взявшимися уставшими нотками:
— А поближе никак?
— Ма-а-ам, это ж только платье. Какая разница?
— Вот именно потому, что разницы никакой, не вижу преимущества миланских портних, над одесскими или там… николаевскими… Черт! — Татьяна Витальевна сняла очки и бросила их на стол, не обращая внимания на притихшую Галку, которая при всей своей массе резко слилась с окружающей средой, подобно хамелеону, с перепугу изменившему окрас. — У вас со Стасом настолько серьезно, что вы обсуждаете платья?
— У него статус. А у меня… — Полина что-то поискала на потолке, но определенно не нашла. Вернулась взглядом к родственницам — по крови и названным — и продолжила: — А у меня мечты.
— Ты сейчас о каких мечтах говоришь, Плюш? О платье или о мужчине?
— Мужчина у меня есть, а платье будет. Ну вот чего вы, а?! — Полина нахмурилась и обиженно откусила пирожок.
— Ничего, — привычно отмахнулась мать. — Мужчина, статус, Милан… Тебе двадцать лет, и ты студентка музыкальной академии. Почему, например, на юридический не пошла? Если статус?
— Так статус у Стаса, а не у меня! Зачем мне юридический?
— Действительно незачем. Впрочем, мне интереснее, зачем тебе Стас. На сколько он тебя старше? Лет на пятнадцать?
— На двенадцать, — буркнула дочь.
— Какое облегчение!
— Полька, а он точно не женат? — подала голос из своего окопа Галка, но тут же осеклась, едва ощутив на себе уставший взгляд хозяйки дома.
— Я вам в следующий раз ксерокопию его паспорта привезу.
— Не стоит утруждаться, себя хоть привези, мы скучаем, — вздохнула Татьяна Витальевна, объявляя мнимое перемирие, но следующим вопросом резко припечатала дочь к месту: — Ты его правда любишь, Поль? Вот этого мужика?
— Люблю! Вот люблю! — Полина насупилась, совсем по-детски обидевшись на мать. — Хороший он, добрый, не жадный. Чего мне его не любить?