Однако вот так с налёта миновать проходную с вооружённым солдатом не вышло. Пришлось доставать документы и ждать оформления. И высокое караульное начальство. Потому как без личного пропуска на территорию завода не пропускали. Ну и ладно, подождём, порядок есть порядок. На место мы прибыли, это главное. И торопиться теперь вроде бы пока некуда. Осмотрюсь тогда.
Кованая ажурная ограда забора позволяла рассмотреть низкие деревянные строения чуть в глубине территории, буквально в десятке метров за караулкой. Да нет, не похоже это на мастерские, слишком уж они маловаты по своим размерам. Скорее, на жилые дома или на небольшие административные здания. Ладно, что гадать, всё равно скоро всё узнаю. А вот за ними уже двухэтажное длинное здание красного кирпича, это что-то более всего похоже на завод. Да ещё и с высокой кирпичной же трубой справа, уткнувшейся в удивительно безоблачное небо. Теснота-то какая. Как они здесь самолёты собирают? Нереально. Если только мелочь какую. М-да, серо, уныло и грустно. Единственным светлым пятном на этом фоне кованые решётки ограды выделяются. Вот где красотища!
Оформление закончилось. Начальник караула лично каждому из нас по пропуску выдал. Красного цвета картонный кусочек бумаги с чёрными, типографской печати, буковками. Сверху, слева и справа, символы государственности отпечатаны – двуглавые орлы с регалиями в лапах и коронами. Между ними текущий год, чуть ниже номер пропуска и в самом низу наименование завода. На обратной стороне – кому он выдан. Серьёзно всё, не по-детски.
Первым делом нас провели к Сикорскому. Как объяснили, нужно бы для порядка сначала к директору, Климексееву, пройти и представиться или к председателю правления Шидловскому, но ни того, ни другого уже нет, уехали.
Рабочий день хоть и закончился, но тем не менее кое-где в мастерских вовсю кипела работа. Энтузиасты старались, свои идеи в жизнь воплощали. И, да, я угадал, те деревянные домишки были именно административными зданиями. Успел прочитать вывески, пока мимо проходили. Сразу слева за воротами располагалось караульное помещение с казармой, за ним и ещё левее большое здание управления завода, куда нас и проводили. Прямо напротив ворот два, похоже, жилых домика, огороженных деревянным кривым забором высотой в человеческий рост. Справа вообще непонятное строение с наглухо заколоченными окнами. Ещё правее увидел угол следующего такого же деревянного домика, но подробности не удалось разобрать, не видно. И вообще, что-то много деревянных развалюх на территории. Передёргиваю, конечно, но не дело, когда на таком важном предприятии так много легковозгорающихся сооружений. Это если не считать многочисленных разросшихся деревьев вокруг всех строений.
И пыль… За день земля в основном просохла, поэтому смог вдоволь насладиться этой слегка позабытой в последнее время экзотикой. Сапоги враз плотным серым налётом покрылись. Но пыль пылью, а пару раз пришлось и через глубокие лужи перебираться. Что же здесь в непогоду творится? Непролазная грязь же получится? И об этом красноречиво свидетельствуют подсохшие после дождя и уже начавшие осыпаться глубокие тележные колеи с такими же глубокими отпечатками лошадиных копыт. Правда, кое-где, наверняка в самых грязных местах, было сделано что-то вроде деревянных тротуаров. Просто бросили попарно вдоль забора и домишек несколько длинных досок, уложили их на деревянные чурки.
Вот и все удобства, вся цивилизация. М-да…
Грустно как-то стало при виде всего этого «великолепия». И как я умудрился во всё это вляпаться? А ведь времени с моего появления здесь, в самом конце весны одна тысяча девятьсот четырнадцатого года прошло совсем немного, всего чуть больше трёх месяцев.
Вновь припомнились недавние события, перечеркнувшие всю мою прежнюю жизнь. Авиационная катастрофа там, в моей реальности… Рёв сирены, мигание красных ламп, густой дым в кабине и жилые кварталы внизу… От которых обязательно нужно успеть увести горящий самолёт с практически полностью отказавшим управлением. И несущиеся прямо в лицо сосны… Спину передёрнуло ледяным ознобом…
Очнулся я уже здесь, в госпитальной палате уездного города Пскова в теле поручика Грачёва, тоже потерпевшего аварию на своём допотопном аэроплане и сильно разбившего себе голову. Похоже, душа парня не пережила такого сотрясения и покинула это тело. С тех пор мне на память остался шрам через весь лоб. А уходящее сознание поручика оставило на память кое-какую информацию об этом мире, окружающей меня действительности и прожитой короткой жизни молодого дворянина. Именно благодаря этим знаниям и полученной травме удалось более или менее вписаться в окружающую среду. Ловил на себе иной раз косые взгляды товарищей, потому как наверняка выбивался из общепринятых норм поведения, не мог не выбиваться, но всё-таки вписался. Потому и сказал, что именно очнулся в палате, а не пришёл в себя. Шок ещё тот был. Приходить в себя пришлось долго. Но пришёл, примирился с попаданием, с шансом на вторую жизнь, с окружающей действительностью, с прежним сознанием… И с потерей семьи там, в своём родном времени… Повезло и с финансами. Очередная бессонница вывела на ночную прогулку по спящему городу, где и столкнулся с экспроприаторами чужого добра. В результате этого столкновения в экспроприатора превратился уже я – удалось прихватить имущество грабителей и оставить их самих в ночи в виде двух остывающих тел. А по-другому никак было не обойтись. Попереживал, конечно, после такого. Остатки сознания и щепетильности прежнего хозяина тела постоянно вступали в некое противоречие с моим сознанием выходца двадцать первого века, вынуждая порой совершать абсолютно, казалось бы, нелогичные поступки. Но в конечном итоге справился с самим собой. Да, именно уже с самим собой… А летать на древней технике неожиданно для себя понравилось. Казалось бы, архаика полная, а эмоций море. Тонкая фанерка под ногами или вообще полное отсутствие таковой – ноги над бездной висят, кабины, по сути, нет, крылья – страх полный, на тонких тросиках держатся, в полёте ходуном ходят. За спиной моторчик тарахтит, норовит в лицо отработанным горячим маслом брызнуть. Оглядываться за спину страшно, потому что при малейшем движении рулей хвостовое оперение скручивается. Как ещё не отламывается? И всё это удовольствие имеем при полном отсутствии средств индивидуального спасения. Парашютов нет! А они, авиаторы местные, ещё и форсят, летают не пристёгиваясь! И погибают от такого форсу… Как представлю, так вздрогну. Но нравится до жути! И романтики лётной профессии столько, что хоть… гм, ложкой ешь! К месту пришлись мои лётные навыки из прошлой жизни – правда, пришлось их усиленно и в короткий срок восстанавливать, моторика тела-то другая. Но ничего, и с этим успешно справился. Благодаря своему новому или, скорее, старому опыту быстро поднялся в глазах товарищей и командования. Наверняка вопросы у них имелись, но вслух мне никто ничего не говорил. А дальше, как заметили, так и карьера сдвинулась с мёртвой точки, куда-то пошла. Посмотрим, куда придёт.