Рощин оттолкнул лодку и сел в нее. Бороздин помахал рукою.
— Наташенька, — громко и весело крикнул он жене, — мы сейчас же Степу обратно к вам перешлем! Оба термоса берите себе. Мы на свою рыбацкую долю полдюжины пивца припасли да по лампадке зверобою!.. Часиков в пять Степу шлите за нами... Ну, не скучайте, ребятишки, на своем славном острове! Мать, не скучай!
И здесь у Натальи Васильевны вырвалось:
— Вот именно что на острове!.. Как в старое время каторжан на остров Сахалин, высадили... И не скучайте!.. Да уж, конечно, много ли веселья здесь с нами.
Бороздин сперва от неожиданности и слова не доискался. Но он скоро справился со своим смущением и притворно-веселым голосом шутливо крикнул на берег:
— Ну, ну, мать, ты что-то не в духе у меня сегодня!..
Затрещавший во всю силу мотор заглушил ответ Натальи Васильевны. И донеслось лишь: «...скучать ие будем!..»
Мысленно Бороздин дал себе слово, что в следующее же воскресенье они с Рощиным не поедут на омут, а останутся на острове купаться и загорать. И в тот же миг словно думавший о том же Рощин несколько пристыженно сказал:
— Знаешь, Максим, все ж таки неудобно: надо будет семейному пляжу пожертвовать рыбацкий денек...
Но жертва их не понадобилась: в это воскресенье Наталья Васильевна взяла с собой на остров старинную свою подругу с двумя ее девочками, сверстницами Наташи. Это была Ларионова — супруга энергетика строящейся ГЭС. У подруги Бороздиной было очень редкое имя — Агна. И Агна Тимофеевна гордилась им.
Приняв приглашение Бороздиной, а больше всего уступая слезным просьбам Наташки и своих девочек, Агна Тимофеевна, однако, обеспокоенно спросила: где будут купаться мужчины? Наталья Васильевна с трудом удержалась от смеха: она хорошо знала свою подругу. Боже упаси посмеяться сейчас над ее странностями: никуда бы не поехала. И Наталья Васильевна попросту рассказала ей, что Рощин и Бороздин высаживают ее с девочками на острове, а сами до заката солнца остаются на правом — удить рыбу. «Ну, а охрана у нас надежная: Степа — старик лодочник... Ты его знаешь. И он со своей лодкой всегда по другую сторону острова, за лесочком...»
2
Максим Петрович Бороздин уныло взглянул на уснувшие поплавки, на знойное небо, затем — лукаво на Рощина, сидевшего рядом с ним у заводи, под каменной кручей, и сказал:
— Нет, Леня, солнышко-то вон где — о полудни уж какой тут клев!.. Давай-ка пошабашим, подкрепимся...
Леонид Иванович Рощин добродушно-насмешливо прогудел:
— А что, у твоих окуньков тоже, что ли, обеденный перерыв заведен?
— Как же! Только у каждого вида свой час: согласно образу жизни.
— Теоретик ты мощный, Максим! Прямо хоть кафедру ихтиологии тебе поручить. А вот в ведерке-то у нас один лещ на двоих, а то все разная мелкота.
Бороздин назидательно его поправил:
— Как так мелкота? Не по-рыбацки сказано!.. Плотвичка. Пескарик. А чем не рыбка?
Бороздин запустил руку в ведерко с водою и, покружив там, вынул зажатого в горсть одутловато-мордастого пескаря. Пескарь жалостно раскрывал свой округлый рот, дышал...
Рощин засмеялся:
— Экий сомище!.. Отпусти его обратно.
— Напрасно! — возразил Бороздин, опуская пескаря в ведерко. — А вот как сварим ушицу на островке — добавки станешь просить!
— Ну, брат Максим, на берегу-то Волги, да еще после чарочки, и из чертей уха за стерляжью сойдет!
Рассмеялись. Затем Бороздин со вздохом сожаления сказал:
— Нет, Леонид Иванович, дорогой, со стерляжьей ухой скоро простимся...
— Почему?
— По вашей милости!
— По чьей это?
— Гэсовцев.
— Вот те на!..
— Да, да!.. Ты ответь мне: осетр, стерлядь, белуга, севрюга — это какие рыбы? — спросил Бороздин.
— То есть как какие? — удивился Рощин. — Вкусные... Ну, дорогие там или ценные породы.
Бороздин едко усмехнулся:
— Не в том дело, что вкусные, а в том, что проходные, миграционные... Для нереста они обязательно должны пройти к верховьям реки: и осетр, и севрюга, и белуга...
— Так. А гэсовцы здесь при чем?
— Да как же? Плотина-то ведь перегородит Волгу — рыбе и нельзя будет подыматься.
Тут уж рассмеялся Рощин. С чувством превосходства он сказал:
— Отстали, товарищ профессор! В плотине нашей будут рыбоподъемники, рыбоходы — и вверх и вниз вашим осетрам путь будет открыт...
— Что-то я, когда с проектом знакомился... — начал было Бороздин, но Рощин его весело и торжественно перебил.
— Попался, Максим! — весело сказал он. — Пол-литру кладем в приход!.. О-го-го-го!